Исаак Вайнберг - Цифрогелион

– Господин! – раздался взволнованный крик откуда-то сверху, а потом закашлялся.

Я поднял голову и увидел в оконном проёме третьего этажа мужчину средних лет в грязной рубахе. Лицо его было изуродовано огромными волдырями, а вместо левого глаза зияла тёмная дыра… Мужчина яростно махал рукой в сторону границы. Немного откашлявшись, он закричал снова:

– Бе… Бегите!

Я ещё раз посмотрел в сторону границы, а затем повернул голову в противоположном направлении. Вдалеке я увидел три быстро приближающиеся ко мне фигуры. Намерения этих людей, благодаря решительности их приближения и предостережению одноглазого бедолаги, были для меня предельно ясны, так что я, не теряя времени, рванул обратно в сторону блокпоста.

Мои преследователи были далеко и беспокоиться мне было не о чем: даже в той прескверной физической форме, в которой я пребывал в настоящее время, я с лёгкостью опережу их в этом забеге…

На бегу я размышлял над тем, что это событие может сильно навредить моей работе: мои преследователи не смогут догнать меня, но наверняка поймут, что я пришёл в Старый Город не просто так и определённо предприму новую попытку попасть сюда. И они совершенно точно будут меня ждать… И не только днём, но, вполне возможно, и ночью тоже. Вот чёрт… Видимо, придётся входить через другой блокпост и делать это как можно быстрее – мало ли у этих бандитов есть сообщники на других постах. Так что, как только вернусь на границу, попрошу выделить мне экипаж и…

В этот момент из-за угла арки, которую я пробегал, вылетело что-то тёмное и ударило меня в лицо. Я упал на землю, фонарь с грохотом отлетел в сторону. В глазах на мгновение потемнело, губы заливала тёплая кровь – я чувствовал её металлический привкус. Надо мной навис какой-то человек с изуродованным волдырями лицом, совсем как у предупредившего меня об опасности одноглазого мужчины в окне…На нём были грязные мешковатые штаны, рваный кожаный плащ, надетый на голое тело, а в руках деревянная дубина. Он занес её над головой, явно собираясь размозжить мне череп… Я закрыл лицо скрещенными предплечьями. Удар, хруст костей, мои руки с силой бьют меня по лицу, страшная, невыносимая боль пронзает правую руку. Я в ужасе смотрю на человека – он заносит дубину для нового удара. Я снова пытаюсь закрыть лицо руками. Новый удар. Снова хруст, снова невыносимая боль. Затем снова удар. Ещё один, и ещё. Мои искалеченные руки безвольно лежат на моем лице, лишь немного смягчая сыплющиеся градом удары. В отчаянной попытке спасти свою жизнь я пытаюсь откатиться в сторону, но вместо этого лишь открываю свой затылок… Мощные удар сотрясают мой череп. Несколько раз я пытаюсь поднять голову, хотя уже совсем не понимаю зачем, а в следующий миг бьюсь лицом о камни под новыми яростными ударами дубины. Наконец, после очередного мощного толчка, я потерял сознание…

***

– Пожалуйста! Я не хочу видеть! Мне больно! Мне очень больно, мама! – вопил подросток, извиваясь на своей кровати в безумных конвульсиях. В бедно обставленной комнате царил полумрак: единственное окно было завалено мешками. Но этого было недостаточно, чтобы не пускать свет внутрь – он продолжал попадать в комнату сквозь щели в стенах, сбитых из кривых досок. Глаза мальчика были плотно замотаны тряпкой. Рядом на некрашеной грубо сколоченной табуретке сидела женщина. По её щекам текли слезы, а рука крепко сжимала запястье мальчика. Она не знала, чем ещё помочь страдающему сыну.

– Сними! Сними её! – не выдержал мальчик и, вскинув руку, сорвал повязку с глаз. Какое-то время он, тяжело дыша, озирался вокруг почти не моргая, а каждый раз, когда его веки всё же на мгновение смыкались, он вздрагивал всем телом, словно его пронзала боль.

– Малыш, в этой повязке совсем ничего не видно, – женщина взяла в руки тряпку и с грустью посмотрела на неё. – Я сама проверяла…

– Но я вижу, – покачал головой мальчик.

– Что же ты можешь видеть? Ткань ведь такая плотная…

– Я вижу каждую пылинку на потолке, вижу, чем она была, вижу, чем станет… Я вижу абсолютно всё, и мне очень больно, мама. Моя голова словно не может вместить всю эту информацию – её разрывает изнутри. Когда я смотрю глазами – мне лучше, но как только я закрываю их, то начинаю видеть по-другому. По-настоящему… Я хочу, чтобы это прекратилось, я хочу перестать видеть…

– Сынок, но ведь тут так темно… – женщина огляделась по сторонам. – Как же ты можешь видеть… пыль?

– Я вижу и темноту тоже. Вижу время, вижу твои мысли, мама. Я вижу всё…

***

Я открыл глаза. Точнее лишь попытался – что-то помешало мне это сделать. Я хотел было поднять руку, чтобы ощупать своё лицо, но невыносимая боль, в тот же миг раскалённым лезвием полоснувшая мой мозг, заставила меня передумать.

Тут я вспомнил свой необычный сон, который скорее был похож на воспоминания… Странный мальчик, его мать… Их голоса… Я слышу их до сих пор, хотя уже не сплю…

Я прислушался и сразу понял, что те голоса, которые я слышу теперь, принадлежат совсем другим людям:

– Грёбаный ты идиот! – злобно бранился один из них. – И как мы теперь заберём его Время?

– Слышь! Не драматизируй, а! С мертвеца мы его тоже получим! – дерзко ответил второй голос.

– Да, но гораздо меньше! – возмутился первый голос, не понижая тон.

– Откуда ты можешь это знать?! – кричал в ответ второй голос. – Может, у него и так осталось пара лет в запасе!

– Пара лет?! У франта в стильном столичном плащике, да ещё и с графским саквояжем?! Не смеши меня! У него в запасе как минимум тысяча лет – уж поверь мне! А с покойника мы получим, дай бог, пару месяцев! И на кой чёрт ты его вообще убить решил?! Старые обиды?! Не можешь простить богачам своё несчастное детство?

– Я его не убивал! Просто сбил с ног, а потом обезвредил!

– Обезвредил?! Да у него череп пополам лопнул! Вон погляди, если забыл: мозги наружу, глаз висит, руки переломаны, а кровищи сколько! Наверняка он издохнет ещё до обеда – готов сделать на это хорошую ставку! Боссу это точно не понравится…

– Так ведь до обеда-то ещё полно времени… – тон второго неожиданно поутих, и он продолжил говорить уже совершенно спокойно, даже как-то испугано: – Может, это… успеем его растрясти, а? Попытаем хорошенько – он нам вмиг все свои сбережения переведёт. У меня и кошелёк с собой…

– Попытаем? – первый голос тоже поутих, хотя недовольство из него никуда не делось: – Кого ты пытать-то собрался, олух? Он покойник – овощ. Живёт последние часы, да и те в долг…

– Никакой он не овощ! Босс не приказал бы тащить его на базу, если бы не увидел в нём потенциал и пользу…

– Босс не видел, как ты над ним поработал, дурья твоя башка… Ему сказали только, что ты «немного перестарался». А как глянет, то пользу в нём увидит только в роли фарша для колбасы. Ладно, пошли Босса искать – пусть смотрит и рассказывает, что с ним делать. Если на мясо пустим, то надо бы побыстрее, пока ту партию не отправили, чтобы два раза не возить…