Анна Дашевская - Тайна Симеона Метафраста

– Значит, заказ у вас был – найти, кто с пути истинного дамочку сбил. Что мы в этом смысле имеем?

– Что? – послушно повторил Суржиков.

– А имеем мы то, что заказ-то и не выполнен! Сам посуди: парикмахерша вроде бы и ни причём, так?

– Так.

– Ну вот, старушку ту, что о проповеднике сказала, ты и с собаками теперь не сыщешь. Сам проповедник тоже фигура сомнительная, ни имени его не знаем, ни даже в которого из богов он верует. И получается, что Шарлотта Германовна сама себе веру придумала, сама поверила, сама грехи придумывает и на себя же епитимьи накладывает, и никто ей для этого не нужен.

– И что же делать?

Тут усмешка с лица секунд-майора исчезла, и на мгновение из добродушного увальня-соседа, любителя пирогов, он превратился в сурового стража закона.

– Тебе – с дамочкой поговорить, проповедника выяснить и мне доложить. Клиенту скажи, что ещё день тебе нужен. Ну, а потом вместе решим, то ли с запретительными бумагами гнать его из Москвы, то ли внимания не обращать, а заняться самой Шарлоттой. Поговоришь с ней – заходи, я завтра весь день в кабинете просижу.

– Понял, – печально ответил Суржиков. – Так и сделаю.

Надо признаться, после вчерашней нервотрёпки и первого дня работы в одиночку Суржиков банально проспал. Кто-то заглядывал к нему в комнату, звал на разные голоса, подносил к носу неимоверно пахучий кофе – наш герой спал, и его могучий равномерный храп был достойным ответом всем попыткам нарушить это прекрасное состояние души и тела.

В конце концов над самым его ухом кто-то гаркнул:

– Занавес! Суржиков, две минуты до занавеса, кончай ухо давить!

И тут Влад подлетел на кровати, судорожно хватая ртом воздух.

Разглядев, кто сидит в его любимом кресле, да ещё и посмеивается, он лишь печально покачал головой и пошёл в ванную, пробормотав:

– Бог тебя простит, Савелий. Или не простит.

К его возвращению на столе исходила паром чашка с кофе, рядом золотился поджаренный хлеб, свежее масло покрывалось капельками воды, и сливочник стыдливо приоткрывал желтоватую поверхность пенки.

– Ладно, – сурово заявил Суржиков, в один глоток выпив чашку кофе и неспешно пригубив вторую. – Говори, чего надо тебе, аспид!

Лицо незваного гостя, покрытое морщинами и складками, сложилось в умильную гримасу:

– Володечка, так ведь я ж не сам к тебе, меня общество послало!

– Какое общество? – подавил вздох Влад.

– Так труппа театра нашего, дорогой мой!

– Зачем, Савелий? Пять лет прошло, а я и сейчас помню, как на читке «Федры» аплодировали этому… шарлатану, который меня выгонял. И что, теперь труппа вспомнила, что был в ней такой актёр? Брось, Крамов, фигня это.

Старый лицедей посерьёзнел, морщины и складки нарисовали совсем уж трагическую гримасу, а левый глаз стал косить куда-то в угол.

– Да разве ж в том дело, Влад, – сказал он тихо. – Плохо у нас, помощь твоя нужна.

– Я пять лет играл этого… который листовки раздаёт, так что, боюсь, более серьёзной роли уже не потяну, – Суржиков продолжал обижаться, хотя и понимал уже, что дело не в какой бы то ни было роли и даже не в главном режиссёре.

Резким жестом он отодвинул чашку, тем более что уже наелся.

– Рассказывай, что случилось.

– Ворует кто-то у нас за кулисами, – просто ответил Савелий. – Свой крадёт, понимаешь? Воруют и пакостят…

– И что украли? Выручку из кассы? Брильянты Мавлюдовой? Архив Дёминой?

– Если бы… – гость махнул рукой. – Самое дорогое тянут, что там брильянты…

– Ну так что, говори уже!

– У Виктории Мавлюдовой пропал розовый веер, с которым она всегда играет все костюмные роли, – начал загибать пальцы Крамов. – У Тихорецкого стащили гвоздь…

– Что, тот самый? Который он нашёл за кулисами на своём первом бенефисе? – перебил его Влад.

– Именно тот самый! Не знаю, помнишь ли ты, Эдик его всюду с собой таскал, считал главное счастливой приметой.

– Помню, и его, и веер… Ладно, а ещё что?

– Перед премьерой «Идеального мужа» во всех гримёрках перевернули коробки с пудрой и с румянами. Из костюмерной пропали счастливые туфли Золотова, а в бальном платье Золушки вырезали дыру в подоле. А недавно… знаешь, это было последней каплей! – тут Савелий покосился через плечо и зашептал: – Представь себе, первое представление новой современной пьесы, ждут массу высоких гостей, чуть ли не самого! – рассказчик поднял вверх указательный палец, что долженствовало показать высокий пост предполагаемого гостя. – И за полчаса до начала, как раз когда все настраиваются на роль, в коридорах возле гримёрок и у выходов на сцену обнаруживают листовки с цитатами из той самой шотландской пьесы! [1] Шекспировский «Макбет» считается среди актёров «проклятой» пьесой, даже произнести название или процитировать текст вне спектакля или репетиции – значит навлечь на себя невезение. Поэтому на всякий случай «Макбета» называют «шотландская пьеса» или «та самая пьеса Барда».

Слова, которые вырвались у Суржикова в этот момент, мы опустим, но поверьте, собеседник его экспрессивность оценил и даже уважительно цокнул языком. Влад выдохнул и спросил:

– Ладно, а что главреж говорит?

– Ну, Сергей Степаныч сперва отмахивался, мол, сами потеряли. Потом хотел списать на мелкое хулиганство, мол, мальчишки какие-то пробрались и пакостят. Даже сторожа под это дело уволил и нового взял. Ну, а после шотландской пьесы… Он же её ставить собирался, представляешь?

Владимир кивнул. Много лет назад, даже не в прошлой, а в позапрошлой жизни, ещё в Пермь-Вычегодске, он как раз в роли Макбета и прославился, так что многое про это помнил.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Чего ты от меня хочешь?

– Ты сыщик? Ну, вот мы и хотим тебя нанять, чтобы ты вывел пакостника на чистую воду.

– Мы – это кто? С кем я договор заключать буду?

– Со старостой труппы. Дуайеном, так сказать. Это, собственно говоря, я и есть, – и Савелий Крамов приосанился.

– Дуайен, значит… – Суржиков потёр подбородок. – Давай так: мне нужно закончить дело, которое я сейчас веду, – сказал он, и сам удивился, как веско и уверенно это прозвучало. – Думаю, к завтрему я освобожусь и отчёт клиенту отдам. После чего зайду в театр и погляжу, что там и как. Имей в виду и передай… обществу, что услуги мои не бесплатны, берём мы пятьсот дукатов в день плюс расходы по делу. Без денег работать я не могу, у меня старший партнёр есть.

Судя по несколько поскучневшему лицу Савелия, он рассчитывал как раз на бесплатное обслуживание.