Аглая Бузылева - Заговор маски

Едва он сгрузил хворост в сенях, как туда же выскочила Яролика.

– Папа! – радостно взвизгнула она, кидаясь ему на шею.

– Куда ты выскочила, егоза, – притворно пробурчал Живко, его глаза при виде дочери засияли. – Холодно, а ведь даже платка не накинула!

– Да зачем… – начала девушка, но отец все так же притворно сдвинул брови.

– Яролика, а ну в тепло, хватит уши морозить!

Яролика хихикнула и шмыгнула в комнату, затаившись перед дверью. Лесничий обтряс с валенок и штанов снег, встряхнул снятым тулупчиком и тоже зашел в дом.

На него пахнуло жаром натопленной печи. Вкусно пахло чем-то мясным, и Живко только сейчас понял, как проголодался.

– Папа! – темноволосый мальчик лет десяти бросился к мужчине и с размаху обнял его.

– Ну наконец-то дождались, – Стояна улыбнулась мужу, и глаза ее тепло блеснули, – садись за стол. Суп куриный сварила.

Живко с улыбкой оглядел семью. Здесь, в родном доме, можно забыть о том, что творилось по всей стране. Отрешиться ото всех и наслаждаться теплом и любовью близких.

Он обнял и погладил по голове сына, подошел к Стояне и с неловкой нежностью поцеловал ее в висок. Повернувшись к дочери, сноровисто нарезавшей хлеб, он погладил ее по плечу и улыбнулся. Яролика засияла.

– Папа, а ты меня возьмешь в следующий раз с собой? – тут же спросила она.

– Подумаю, – пробурчал лесничий, стараясь спрятать улыбку, и сел за стол.

– Куда это ты собралась? – встревоженно спросила Стояна, – отец далеко ходит, тебе там не место.

– Мама, ну это же лес, – воскликнула Яролика. – Там страшного вообще ничего нет, а уж если с папой, так и вовсе безопасно. Я бы собрала что-нибудь…

– На опушке есть все, что тебе и бабушке надо, – нахмурилась Стояна. – И в лесу вовсе не безопасно. Отцу некогда с тобой возиться будет, а ну как на кабана наткнешься или на медведя? Златогор, за стол садись!

Мальчик сел на лавку и засучил рукава. Стояна поставила на стол четыре миски. Яролика надувшись тоже села рядом. Стояна разлила суп по тарелкам, и вся семья принялась за ужин.

– Мама, лес он же добрый, – наконец тихо сказала Яролика. – Он же наш, как он может навредить? Папа там всегда далеко ходит, и ничего.

Живко что-то неопределенно хмыкнул, поднося ложку ко рту.

– Папа мужчина, а ты женщина! – сверкнула глазами мать, – у него свои дела, а у тебя свои. Знай свое место!

Яролика обиженно уткнулась в тарелку.

– Не хочу я это место знать, – пробурчала она, стараясь не заплакать от обиды.

– Тихо, – наконец шикнул на всех Живко. – Поешьте хоть спокойно. Стояна, хватит. Лес безопасен, если вести себя по-умному, а Яролика девочка сообразительная. Если будет желание, свожу тебя на той неделе, – после паузы сказал он. – Завтра один пойду.

Стояна резко пожала пожала плечами, мол, делайте, что хотите, а я умываю руки.

– Кому добавки? – спросила она хмуро.

Яролика, мгновенно забывшая про обиду, ласково погладила мать по руке.

– Мамочка, не сердись. Я же с папой буду, мне с ним ничего не страшно!

Живко улыбнулся, глядя на дочь и жену.

– Мама, я хочу! – подал голос Златогор. – И мяса мне можно еще?

– Конечно, родненький, – Стояна грустно вздохнула и положила сыну добавки. – Я не сержусь, Яра. Я просто волнуюсь за тебя. Тебе надо больше о доме думать, о хозяйстве. Через год-другой сама хозяйкой станешь, как дом содержать будешь, когда ты только и знаешь, что по лесу бегать, да у бабушки травы с места на место перекладывать? Не пригодится тебе твой дар, дочка, скрывать придется, чего на него время тратить?

Яролика, становившаяся все печальнее с каждым словом матери, под конец совсем опустила голову.

– Я знаю, – уныло прошептала она. – Просто… не могу не тратить. Это же как если руки лишиться или ноги, если я от него отказываюсь. Да и замуж, – она покраснела, – не хочу ни за кого из парней наших.

– Ну-ну, дочка, – тут же ободряюще сказал Живко, кидая предостерегающий взгляд на Стояну. – Сердцу не прикажешь, может по весне посмотришь на кого из молодцев, да и задумаешься о будущем доме. А пока, коли так, действуй, как сердце велит. Вот посмотри, что я тебе принес, – он встал, подошел к своему тулупчику и, покопавшись в кармане, вытащил маленькую еловую ветку, покрытую плотной зеленой хвоей с маленькими шишечками.

Яролика улыбнулась.

– Как красиво, папа… – она взяла в руки ветку, и в тот же миг избу наполнил аромат свежей хвои.

Стояна кинула испуганный взгляд на дочь:

– Яролика! Не надо… – выдохнула она полушепотом. – Не дай бог, кто-то в окно заглянет, увидит что-то не то! Живко! Ну скажи ей!

Лесничий нахмурился и передернул плечами.

– Дочка… – начал он.

Яролика словно съежилась и быстро положила ветку на стол.

– Простите, – глухо сказала она. – Это … я не хотела.

– Мама… – мальчик с испугом посмотрел на Стояну, – а Яра что, выродок? Так отец Лука говорит, что если…

Стояна, развернувшись, резко и хлестко ударила сына ладонью по щеке:

– Не смей так говорить про сестру, – крикнула она на остолбеневшего ребенка и, встряхнув его за плечо, добавила, – и ничего про нее никому не рассказывай, особенно попу, понял?

– Да, – зарыдав отозвался ребенок.

Стояна сникла.

– Прости меня…

Златогор вскочил и забился куда-то за печь, Стояна, закрыв лицо руками и всхлипнув, опустилась на скамью.

Яролика побледнела.

– Простите, – задрожала она. – Я не… я…. – она столкнула ветку на пол и бросилась к брату. Они обнялись, девушка ласково гладила мальчика по голове.

Живко тяжело поднялся, посмотрел на Стояну и вздохнул.

– Ну будет… – он положил руку на плечо жены. – Златко, сынок, не плачь. Прости маму. Но что она сказала, запомни. Не рассказывай никому. Ну идите сюда, детки.

Заплаканные Яролика и Златогор выбрались из-за печи и побрели к родителям. Стояна обняла и поочередно крепко поцеловала детей. С минуту она держала их в объятиях, потом поднялась и утерла слезы.

– Яра, завари чаю, – вздохнула она, – и варенья достань грушевого. А я пойду к теленку, посмотрю, как он там. Живко, сходишь со мной?

– Пойдем, Стоянушка, – вздохнул лесничий, погладил обоих детей по голове и двинулся следом за женой.

Всунув ноги в валенки и накинув полушубки, они вышли из дома. Поднялась вьюга, и хлева, стоящего в трехстах метрах от дома, не было видно. Муж и жена зашли внутрь и притворили дверь. Стояна было взяла лампу, чтобы засветить, но вместо этого поставила ее на пол повернулась к мужу, обняла его и зарыдала, уткнувшись лицом в его грудь.

Тот обнял ее и начал поглаживать жену по волосам.

– Ну тише, тише, зоренька моя. Будет плакать. Все хорошо будет, – шептал он, сам не веря в свои слова. – Не плачь, родная.

– Прости меня, – рыдала Стояна в темноте, прижимаясь к мужу, – я знаю, что заела тебя и детей. Но что я буду делать, если ты пропадешь? Я не уберегу ее без тебя, Живко! Почему ты не отвадишь ее от Козарина? Может, он и не боится за свою дочь, а я боюсь! Живко, Живко, ну давай жить как все! Все Христу молятся – и ты молись! Не все ли равно? Богам неважно, как их называют! Не поощряй ты ее! Что с ней дальше-то будет? В лес уйдет, к твоей матери жить? Да за Всемилой придут не сегодня завтра! Лучше ты и ее забери, пусть с нами живет! Будем как все жить, и все будет хорошо, а так я и минуты покоя не знаю!