Любовь Филимонова - Око Дракона

– Прости меня, ну прости, родной… – Ее голос был теплый, домашний, узнаваемый. Она льнула к нему теперь как нашкодивший котенок, – Дело в том, что я утром поставила на огонь кофе… Решила прикорнуть на секунду. Не заметила, как заснула…. А тут такой запах… Ну, думаю, мой кофе, как всегда, выкипел, залил плиту…

– Так, – нарочито сухо поддакнул он, – а это – «прикорнуть» в реале – было не вчера ли?

Она вдруг взвыла от восторга.

– Валентин! Неужели ты опять стал писать стихи? Как здорово! Ты так и шпаришь в рифму!…

Тут она остановилась.

– Минуточку, – а что это ты вообще делаешь у двери моей спальни? Признайся, ты подглядывал, – Иванка нагло заглядывала ему в глаза, причем, правый смотрел ему в глаза настойчиво и нагло, словно это был глаз правдоруба и простака, а вот левый…

Была у Иванки такая особая примета. Когда она завиралась или мысли ее убегали в противоположном направлении от темы разговора, когда у нее была какая-то задняя мысль, или она готовила собеседнику какую-то подлянку, то левый глаз ее совершенно самостоятельно, автономно, отдельно от правого, убегал в сторону. И хотя она отнюдь не была косоглазой, но возникающие порой в ее голове неправедные мысли таким вот странным способом отражались на ее, в общем, довольно привлекательном лице.

Но об этом всем знал только один Валентин. Другим же Иванка порой просто казалась немного странной из-за этой мимолетной, впрочем, мало кем замеченной особенности. Хотя, по правде сказать, некоторые считали ее ведьмой. Но, по большей части, это были женщины, которым и самим это самое занятие было не чуждо.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – сурово спросил Валентин. – Ну, к примеру, чем-то порадовать?

Иванка опечалилась, словно он ей сообщил о том, что ее дом сгорел. Скромненько так пила маленькими, сиротскими глоточками кофе, и с укоризной смотрела на него. Ее взгляд словно говорил: «И чего этот удав хочет от меня, бедной?».

Она притворялась, что не понимает, о чем это он. Словно забыла, что ей было дано три дня на внесение исправлений в ее последний роман о кладоискателях, который с нетерпением ожидало одно крупное издательство.

– Ты завтракал? – вместо этого спросила она у Валентина. – Кто тебе завтрак готовит? Кто кофе по утрам заваривает? Умеет ли кто это делать так же хорошо, как я?

«Решила заболтать проблему? Не получится».

Валентин уверенно, эдак «по-мужски», твердо и многозначительно посмотрел ей в глаза.

– А что это ты говорила там, в спальне? – спросил он.

Иванка изобразила на лице полное непонимание.

– Странная привычка – разговаривать сама с собой, – не успокаивался Валентин.

Иванка вдруг совершенно искренне разозлилась.

– Не понимаю, о чем ты. А если хочешь спросить о концовке «Черного ветра», романа о кладоискателях, так прямо и говори… Нет, не дописала!

Валентин понял, что не надо пока больше на нее давить.

– Нет, не пила, не курила, ни то, ни другое, и даже не третье, – на которое ты так нагло сейчас намекаешь! – Иванка смотрела на него уже с каким-то сожалением, словно на большого, но глупого ребенка, которому, хоть и трудно что-то объяснять, но приходится… В то время, как он хранил полное (в смысле – наполненное немым укором) красноречивое молчание.

И в это время в дверь позвонили. Как нельзя кстати. Она помчалась открывать дверь. Перспектива отложить на какое-то время тяжелое для нее объяснение, видно, была воспринята ею с облегчением. Через минуту на кухню ввалился совершенно неповторимая личность – Валдис, по прозвищу «Гуруджи», художник-анималист, как он сам себя называл.

Это был весьма колоритный персонаж. Когда-то, пытаясь опубликовать свой первый сборник юношеских стихов, Саша Панкевич искала недорогого издателя. Крупные издательства, из тех, что платят гонорары, не хотели иметь дело с начинающим автором, и свою первую книгу ей пришлось издавать за свой счет. Тогда-то она воспользовалась услугами соседа по площадке Валдиса. Он действительно «почти задаром» сделал ей тогда эту обложку. Кстати, довольно неплохо. И, благодаря Иванкиной книжке, кстати, восторженно принятой литературной публикой, – Валдис стал получать заказы от других издательств. Тогда-то и взял себе этот псевдоним – «Гуруджи». Правда, дальнейшее сотрудничество с издательствами как-то не заладилось. И Гуруджи сосредоточился на простом зарабатывании денег: делал буклеты и рекламки на заказ, ну, те, которые в большом количестве вываливаются из твоего почтового ящика, когда ты его открываешь утром, идя на работу.

Но при этом Гуруджи совершенно искренне считал себя чуть ли не крестным отцом писательницы Иванны Панчовски, бесстыдно утверждая на всех перекрестках, что успехом своей первой книги она обязана именно ему. Ибо не сделай он тогда для нее сногсшибательной обложки…….

Вот и сейчас, как водится, без особого приглашения ворвавшись в ее дом, и, не здороваясь с Валентином, обшарив голодными глазами по периметру кухню, совершенно нагло заявил:

– Кофэ есть?

– И тебе здравствуй, дорогой! – ответил Валентин, которого этот персонаж порой изрядно раздражал.

Потом, решив, что тонкой иронией все равно не прошибить это мохнатое, нестриженое, вечно обляпанное то ли краской, то ли обычной уличной грязью создание, Валентин добавил:

– Уже все выпили.

– Но еще не завтракали? – с нескрываемой надеждой спросил Валдис.

– Ты что, сюда есть пришел? – возмутился Валентин.

Эта пуленепробиваемость Гуруджи порой просто бесила. Особенно после того, как Валдис однажды сознался, что зарабатывает в год… ну, по крайней мере, почти столько же, сколько и он, литературный агент со стажем и с именем в литературных кругах. Хотя вечно голодный взгляд и непременно испачканная роба этого служителя Аполлона и Золотого тельца, казалось, вопияли на весь мир о тяжелом детстве в трущобах городской окраины, о вечно пьяных родителях, о голодных глазах и тонких ручонках худосочного мальчугана, тянувшегося за последним куском хлеба на грязном столе, по которому сновали серые крысы…

Но Валентин знал из рассказов Валдиса о его маме, спокойно живущей в родном городке на севере Восточной Европы. Эта вполне добропорядочная, но немного скуповатая женщина также не бедствовала, занимаясь понемногу перепродажей по мелочи всего, чего только можно. Отец, правда, уже умер, но еще недавно он был довольно известным мастером по ремонту автомобилей в своем рабочем квартале, и также неплохо по меркам того района зарабатывал.

Так что, по всей видимости, на внешнем облике Валдиса отразились, въевшиеся на генном уровне, какие-то кармические дела еще более давних поколений его предков.

– А что такое? – невинно и довольно мирно спросил Валдис. – Я вот сегодня утром не успел перекусить.