Юрген Байконур - Архив 3. Пересечения, Живец на живца

Общаясь с Иваном Смагиным длительное время, я научился терпеть и ждать. Однако на этот раз пауза безвестности и молчания неприлично затянулась. Я привык к его длительным и неожиданным исчезновениям и не считал себя вправе назойливо напоминать ему о своём существовании и уж, тем более, вынуждать к общению. Мы – люди взрослые, и каждый строит свои отношения с окружающим нас многосложным миром по своему разумению. Это разумение может иногда входить в противоречие с разумением наших близких, но никто не знает, где границы этого противоречия. Каждый устанавливает их сам и сам же определяет, где есть лёгкий недочёт, где заметная неуклюжесть и где явный перебор. В наших с Иваном отношениях эти границы были подобны горизонту.

Иван позвонил мне, как всегда, неожиданно. Предложил прокатиться по городу и полюбоваться «офисно-торговыми пейзажами». Я согласился. Поговорить он не предлагал, посему никаких формальных претензий к его молчаливому пребыванию за рулём я предъявить не мог. Признаюсь, я очень надеялся на откровенную беседу и предположил: прогулка – это повод. Но человек предполагает… Тот факт, что надежда моя оказалась тщетной, злил и провоцировал на настойчивость.

Иван припарковался рядом с открытым кафе – несколько столиков под зонтиками. Он молчал, я мужественно боролся с самим собой, мелкий дождик капал на стекло, посетители заведения с тревогой посматривали на небо, прохожие спешили по своим делам. Иван задумчиво смотрел в сторону цветастых зонтиков, я пытался понять его странное поведение и пришёл к выводу, что с этим местом, уж, не знаю, прямо или косвенно, связана причина длительного отсутствия и не менее длительного молчания моего приятеля.

– Ты прав, – сказал Иван, – вот здесь всё началось. – И замолчал. Включил дворники, хотя, на мой взгляд, в этом ещё не было необходимости, вздохнул и внёс некоторую ясность: – Для меня – началось. А что касается приключения моего – врагу такого не пожелаешь! – то оно началось чуть раньше и не здесь.

– Опять генерал? – спросил я.

– Главным образом – моё легкомыслие и отвратительный характер. Но и Анатолий Корнеев – тоже.

– По поводу ваших душевных качеств, мой друг, у меня иллюзий давно нет – нет такой пакостной истории, куда бы вы добровольно не влипли. Так что генерал – это логическое продолжение вашей неисправимой сущности.

Иван промолчал, я понял, ему тоже, как и большинству нормальных людей, иногда бывает стыдно, и перешёл в атаку:

– Вываливайте подробности, коллега. Архив Смагина похудел, и эта потеря нуждается в восполнении.

– Не возражаю. Продолжим у меня дома.

– Теперь уже можно? – спросил я не без явного сарказма.

Поясняю своё дерзкое поведение. За время исчезновения Ивана с моего жизненного небосклона я неоднократно и не совсем корректно набивался к нему в гости, но он под различными предлогами, а то и вовсе без таковых, отказывал мне – тупо отнекивался, бессовестно врал, «уходил нырками», в общем – явный моветон, что тут говорить. Несколько раз мы общались в телефонном режиме и мимоходом встречались. Но всё это проходило в таком нелепом формате, что и вспоминать неловко.

– Теперь можно, – тихо сказал Иван. – Теперь всё можно. Или почти всё.

– А кафешка зачем?

– Какая? – вздрогнул Иван.

– Вот эта, на которую ты уже несколько минут пялишься.

– Несколько минут? – удивлённо спросил Иван. Задумался, выключил ненужные дворники, пригляделся, как мне показалось, к посетителям и по своему обыкновению напустил тумана: – Всему своё время. Сначала ко мне. Затем архив, затем всё остальное, с ней связанное.

– С ним, – поправил я.

– С кем с ним? – удивлённо переспросил Иван.

– Если речь о кафе, то с ним! – пояснил я с чувством гордого превосходства.

– Если кафешка, то – с ней! – продемонстрировал непоколебимость характера мой друг Иван Смагин.

И я понял: всё возвращается на круги своя.

Москва. Кремль.

Во исполнение решения Совнаркома

от 15 марта 1921 года организовать

Управление режимных расследований (УРР).

Руководство отделом поручить

тов. Смагину Андрею Викторовичу.

Архив Смагина.

УРР. Дело 25.6.32. «Живец на живца»

Майским вечером 1932 года в Батуме не на шутку разыгралась непогода. Резкий ветер поднял клубы пыли, погнал и закрутил мусор, застучал песчинками и мелким камушками по оконным стёклам. Зашумели собаки. Длилась вся эта катавасия недолго. Непогода стихла так же внезапно, как нарушила покой этого обычного дня. Вдали слабо прогремел гром, через несколько минут пошёл дождь.

К двери гостиницы подошёл мужчина средних лет, одетый в просторный светлый костюм, ворот пиджака поднят, но от назойливого мелкого дождя не спасал. Под козырьком чердачного окна дома напротив от небесной напасти спрятались голуби. Дождь отбивал свою монотонную мелодию на черепице. Её нарушило тихое утробное звериное урчание. Голуби взлетели.

Мужчина открыл дверь гостиницы. Позади него на дорогу упал и мягко шлёпнул по лужице какой-то небольшой предмет. Мужчина ничего не услышал, вошёл и, понятно, не увидел валявшуюся на мокрой дороге оторванную голубиную голову.

За обшарпанной сохранившейся со времён дальних стойкой сидел администратор. Возле стойки стоял в слегка промокшем костюме швейцар. Перед ним гармонично красовался высокий стакан с вином. Швейцар медленно и нехотя отодвинул его в сторону. Вошедший достал из кармана носовой платок, развернул, аккуратно вытер лицо, подошёл к стойке, устало улыбнулся. Администратор, красавец-грузин и по первому впечатлению весельчак и душа-человек, посмотрел на гостя с явным недовольством, даже опаской. Пауза затянулась, посетитель был готов сыграть на стойке сонату нетерпеливого ожидания, но передумал и начал разговор первым:

– Вечер добрый. Мне бы переночевать.

Администратор с сомнением посмотрел на швейцара. Тот отвёл глаза и стал внимательно разглядывать закрывающие окно шторы.

– Есть одна комната. Но она… не очень удобная, – ответил администратор.

– И что вас смущает? Мне только переночевать…

– Дело в том, что там, в этой комнате, постоялец сошёл с ума … Недавно…

Мужчина участливо вздохнул, но был настойчив:

– Не каждый же день такое случается…

– Ну, всё же… Он среди ночи выскочил из комнаты, упал с лестницы, сломал руку… И ничего не смог рассказать, так и увезли…

Гость, встретивший такое странное сопротивление вполне понятным намерениям, повернулся, посмотрел на окно. По стеклу стекала дождевая вода.

– Надо же… – не скрывая снисходительного недоверия сказал он. – Не ночевать же мне на улице…