Макс Фрай - Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

- А с другой стороны, куда он побежит? Денег у него нет, фальшивых документов тоже нет, и где их взять, понятия не имеет. По специальности - учитель этики и психологии семейной жизни в средней школе. Куда ему в сибирскую деревню? Его за десять километров от большого города отвези - он в первом же сугробе утонет! Или любому встречному все о себе разболтает, потому что доверчивый очень. Так что бегай не бегай - все равно найдут и убьют... если сам голову не сломает, конечно.

- Ну так и напишите тогда, что убили! - раздраженно бросил редактор.

- Жалко. Что же получается: я его сама в эту историю с кредитом втравила, я же и убью?!

Редактор нервно раздавил сигарету в черной мраморной пепельнице.

- Ну и где же он тогда, по-вашему, Олег этот?!

- Олег? - Задымова легко соскочила с кресла. - Да вот он, в приемной дожидается. Не привык еще без меня в реальном мире обходиться.

И высунув голову за дверь, писательница ласково позвала:

- Заходи, Олежек, познакомься с нашим редактором!

Меня зовут Ильдефонсо Кунц, и я намерен рассказать вам подлинную историю моей женитьбы.

Да, я писатель. Нет, я не имею никакого отношения к "тому самому" Кунцу. Совсем. Совсем-совсем. И даже не родственник.

Больше мое имя вам ни о чем не скажет, но спросите вашу жену, вашу любовницу, вашу невесту, в конце концов, - я совсем недавно понял, что на самом деле означает это слово. Невеста... Кхм. Так вот - спросите, спросите, что она думает о романах Марии Сьюдадес. Да, я пишу женские романы, - разве не логично издавать их под женским псевдонимом? Такова традиция, она освящена временем: женщины пишут для женщин. Нет, я не стану делать рекламу конкуренткам, но спросите у вашей жены, с десяток имен она вам точно назовет.

Если быть точным, я пишу дамские романы. То самое, что ваш взгляд брезгливо минует: запечатленный на обложке финальный поцелуй, обнаженный торс героя, приспущенный с плеч пеньюар героини... розовые сердечки, кружева, пылающие уста. Сиськи. Сиськи слегка прикрыты упомянутыми кружевами. Прелесть что за дамочка - вот о таких я пишу, об их нелегком жизненном пути, о судьбе игрушки в жестоких мужских руках, щепки на волнах жестокого мира мужчин, ну и так далее. Безумно интересно. Нет, вы у жены спросите, что она в этом нашла. Я же не могу сказать вам в лицо, что вы совершенно не похожи на мачо с обложки, вы же драться полезете. А мне это зачем? Я сочинитель дамских романов, а не их герой. Не рыцарь в сверкающих доспехах. И у меня завтра свадьба. Сами понимаете, не время для потасовок.

Это очень важный момент, что я не рыцарь, а свадьба все же у меня. Вы пока не понимаете, но это ничего. Я сейчас все объясню.

Впервые я увидел ее на прогулке, окруженную девицами и дамами согласно ее сану. Вооруженная охрана следовала за ними, чуть поодаль. Гуляющие были в ярких одеждах, в венках из кудрявой петрушки и ажурного укропа поверх вуалей, укрывающих нежные лица от солнечных лучей. Звонкие женские голоса легко летели над полем, взмывали ввысь, им отвечал невидимый в жаркой синеве жаворонок.

Быстрой уверенной походкой она шла впереди своих дам, владетельница и госпожа. Ветер колыхал ее покрывало, небрежно откинутое за плечи, - высокие скулы были румяны и смуглы. I znoi dyshal ot ust ieio i schek - пришла мне на ум строчка, которую так часто повторяла когда-то моя русская подруга. Тогда эта фраза казалась мне не только довольно бессмысленной, но и совершенно непроизносимой. Обычно Masha повторяла ее, глядясь в зеркало: последние искусные штрихи нанесены, золотисто-смуглый тон растушеван по скулам, умелый росчерк помады на губах - как вишенка на торте. И неловко переведенная фраза - смысл весь здесь, как на ладони, но очарование утрачено.

Теперь же это очарование само собой проступило сквозь туман памяти, и мимолетный образ бывшей подруги растаял в его лучах.

И зной

Дышал от уст ее и щек.

Да, именно так: и зной дышал от уст ее и щек, темные кудри обрамляли смуглое лицо, грудь ровно вздымалась под расшитой туникой, тонкие ноздри трепетали, вдыхая ароматы полевых цветов. Улыбка цвела на ее устах темно-красной розой, и каждая ее черта была так мила моему сердцу, что у меня перехватило дыхание. Потрясенный, я впился в нее взглядом.

Нельзя, нельзя пристально всматриваться в гостей, приглашенных вольным вдохновением. Прямой взгляд - гиблое дело, крушение надежд и конец всему. Нельзя стараться разглядеть их до мелочей - так мы неизбежно замалюем их подлинные живые черты грубыми красками собственного воображения.

Лишь взгляды, брошенные вскользь, способны достигнуть цели и ухватить истинный облик этих призрачных пришельцев из неведомых краев за границами яви.

Едва я поймал ее взгляд, она исчезла, исчезло все: золотящееся в солнечных лучах зеленое поле, там и сям покрытое россыпями цветов, легкие вуали, летящие по ветру, яркие платья, веселые звонкие голоса, вооруженные стражи с насупленными бровями и тщательно скрываемыми улыбками на небритых лицах... все исчезло.

Я остался один над недопитым кофе и остывшими тостами. Как дурак.

Но кое-что осталось со мной. Я знал ее имя.

Ну вот не спрашивайте меня, откуда берутся имена персонажей. Как-то вот сразу складывается: брюнет, толстяк, зовут Матиас, жена на сносях; или какой-нибудь Ригоберто образуется из ниоткуда, - ну, вы представляете себе Ригоберто, да? И никак иначе он зваться не может.

Бывают приятные имена. Бывает, однако, что главный герой приходит с таким именем, что неделю плюешься. А к концу книги, глядишь, это имя уже в любимые записано, и не верится, что могло быть по-другому. Был у меня один такой Джонатан. Как же я плевался! И так, и этак пытался откреститься, имена предлагал - одно другого лучше. А вот не его, и хоть тресни. Так и остался со своим именем, и мне оно с тех пор и до конца жизни, наверное уже, слаще меда. Потому что такой человек был. Уж я постарался, чтобы у него в книге все хорошо сложилось. Надеюсь, и там, откуда он ко мне пришел, с ним тоже все в порядке. Шансов мало, но я надеюсь, что тем, как я рассказал его историю, я что-то в его судьбе изменил к лучшему.

Глупости, я понимаю. И тем крепче держусь за них. Когда не на что надеяться, кроме глупостей, выбора нет.

Итак, она звалась Том aса.

Решение пришло мгновенно - не успела разгореться от поднесенной спички новая сигарета, как я уже знал, что буду писать роман, роман о Том aсе, даже не так - "Роман о Том aсе", как "Роман о розе" Гильома де Лорриса и Клопинеля или "Роман о Трое" Бенуа из Сент-Мора. Да, конечно, я их всех знаю, не сомневайтесь. Я много чего знаю. Но... Я ведь пишу романы для женщин... то есть для дам. Для прекрасных дам - такая поправка будет более чем уместной.