Станислав Гагарин - Вторжение

— Да уж, пожалуйста, изладь, — согласился монстр. — Только луку много не ложи. Вечером премьера жду, попьем по-домашнему чаю, о Державе погутарим без затей. Главное — чтоб процесс пошел…

Он привлек мягким жестом жену Президента и ласково поцеловал в щеку.

Невидимый монстру хозяин дачи скрипнул зубами.

— Вот падла, — прошептал Президент. — Яйца бы ему оторвать… Ё-моё!

— Не сможете, — усмехнулся писатель. — Эта падла на нейтринной основе. Его и пуля не берет. Один лишь товарищ Сталин способен уконтрапупить монстра.

Женщина опередила двойника и первой пошла через стеклянную дверь, ведущую с веранды во внутренние покои. Ломехузный монстр направился было за ней, но Станислав Гагарин вдруг почувствовал, как от вождя распространилось жесткое излучение, его сочинитель воспринял заполнившей пространство субстанцией красного, запрещающего Цвета.

Монстр внезапно остановился.

Супруга Президента скрылась в доме, и стеклянная дверь бесшумно закрылась за нею.

Товарищ Сталин разворачивая двойника к себе, подал знак Президенту и писателю выйти из угла и приблизиться к нему.

— По-прежнему нуждаетесь в доказательствах? — спросил вождь хозяина дачи. — Решайте… Либо вы доверяете мне, и товарищ Сталин восстанавливает статус-кво, либо товарищ Сталин с другом-литератором откланивается и уходит, понимаешь, восвояси.

— Товарищу Сталину я всегда доверял, — досадливо отмахнулся Президент. — Не в том суть. Мне бы хотелось… Ну, допросить этого типа, что ли… Он, я думаю, не опасен?

Вождь усмехнулся.

— Товарищ Сталин пока нейтрализовал монстра, — сказал Иосиф Виссарионович.

— Спросите его, — вдруг выпалил Президент, — чтобы он стал делать с моей женой, в случае моей физической… Так сказать. Словом, если бони взорвали настоящего… Меня, значит…

Запутавшись, глава государства умолк.

Писателю стало неловко.

— Нет, — одумался, сообразив, хозяин дачи. — Не спрашивайте его ни о чем.

— Монстр, он, понимаешь, и в Африке монстр, — благодушно проговорил Иосиф Виссарионович, разряжая обстановку. — Новая копия, начиненная информацией, еще необкатанный новичок, салага, понимаешь, сосунок. Козлик…

— Кончайте с ним, — жестко приказал, характерно поджав губы, посуровевший хозяин.

— Выйди, голубчик, вон, — ласковым, непривычным голосом распорядился товарищ Сталин. — Двигайся в сад, там мы тебе распыл и устроим. Покудова, понимаешь, хозяйка двух супругов сразу не узрела.

Монстр повиновался.

Станислав Гагарин смотрел, как фантастически безупречная копия Президента выходит на ступеньки крыльца, существо безропотно готовое принять фатальный конец, и вспомнил самого себя только что стоявшего у Кремлевской Стены перед стволами автоматов.

Пускай подлежавшее уничтожению существо было создано не на белковой основе, как он сам и бесстрастно наблюдавший за предстоящим распадом нейтринного чудовища Президент. Тот, кого Сталин готовился распылить, обладал, тем не менее, некоей личностью, пусть и скопированной с главы их многострадального государства.

Литератор подумал, что монстр наверняка знает о приблизившемся конце, но что-либо предпринять не хочет. И вовсе не потому, что вождь сковал его волю, парализовал чувства, отключил от внешнего мира — товарищ Сталин и не такое был в состоянии совершить.

Вон как шестерил, по рассказу Николая Юсова, перед вождем начальник охраны Научного центра, в котором ломехузы засунули писателя в Метафор!

Сейчас Станислав Гагарин задумался и над тем, умер он у Боровицких ворот или нет. Добралась ли до него та пуля, полет которой он видел. Остановил ли мгновение товарищ Сталин или дал свершиться неизбежному, ибо тот, кто видит летящую в него пулю, не избегнет предназначенного конца.

Но возвращенные к жизни люди, испытавшие, точнее прикоснувшиеся к смерти, приобретают особое знание, они обладают непостижимым для обычных смертных опытом, ведают о том, что будет происходить впредь с ними и их близкими, обладают способностью общаться с обитателями иных миров, загадочно угадывать в людях то, что простым смертным неподвластно, скрыто за семью замками.

Приобрел ли иные способности Станислав Гагарин? Превратился ли председатель «Отечества» в сверхчеловека или остался пусть и незаурядным, но земным писателем?

Когда он узнает об этом да и узнает ли?

Но, может быть, другие люди расскажут или дадут ему понять: он вовсе не такой, как они…

Тем временем, монстр спустился в сад, прошел с десяток шагов и остановился, видимо, подчиняясь особому приказу вождя.

Теперь они стояли на верхней площадке крыльца, как будто бы судьи, вознесенные над приговоренной жертвой, на спину которой взирали, готовые привести в действие приговор.

И хотя палачом определен был, разумеется, товарищ Сталин, у писателя не исчезало чувство сопричастности к тому, что сейчас произойдет.

Сочинитель подумал о шопенгауэрской проблеме истинности смерти, подлинности небытия, принимаемого им как небытие вечно живущей Воли. Окружающий мир писатель воспринимал, как организацию, созданную его личностью, сцементированную и направляемую к действию намерениями существа, носящего семантический ярлык, на котором начертано Станислав Гагарин. Он уже не мог использовать выход неведения, ибо слишком много узнал, целый год общаясь с галактическим существом, обладавшим сверхинформацией Вождем всех времен и народов.

Гедонизм и эпикурейство не свойственны были писателю, который лишь иногда в прежние годы, когда находился во власти Жидкого Дьявола, мог под воздействием алкоголя воскликнуть: «Пей-гуляй! Однова живем!» Теперь наступила свобода и Жидкий Дьявол оказался бессилен перед гагаринской идеей принципиальной трезвости.

И третий выход не годился для него, ибо тогда предстояло признать, будто жизнь есть зло, жизнь бессмысленна и абсурдна, ибо всегда ведет к смерти.

Сей путь Станислав Гагарин всегда почитал архиложным, ибо писатель полагал для себя непременной обязанностью бороться до конца, он считал себя бессмертным в череде поколений.

Активное начало всегда двигало им, а всякое нытье и слабость духа Станислав Гагарин отрицал, резонно полагая их достойными презрения происками ломехузных сил.

Вперед и выше!

Девиз гагаринского рода определял характер, личность этого человека.

— Не зарывайтесь, — пришел в сознание голос вождя. — Скромнее надо быть, скромнее! Помните эти бесхитростные слова, произнесенные однажды для вас маленькой дочерью Еленой. Вы нравитесь, понимаешь, товарищу Сталину, но пусть об этом никто не узнает.