Станислав Гагарин - Вторжение

И тут Станислав Гагарин порядком сдрейфил, прыгать вниз, на крыши или камни, было опасно: может быть, не разобьешься насмерть, но кости поломаешь непременно.

Тащиться до верхней станции предстояло несколько минут… А что если там его ждут дружки-приятели погибшего, они в трех местах продырявили железный борт его подвешенной в воздухе колыбели. И тогда… Может быть, все-таки прыгнуть?

«Торопиться не надо, — услышал он голос товарища Сталина. Время у вас еще есть…»

Приближался верхний причал. В нетерпении Станислав Гагарин распахнул дверцу, мысленно приказывая люльке двигаться быстрее, хотя и понимал, как бесполезны такие усилия в детерминированном бытии.

Тут ему показалось, что среди тех, кто стоит наверху, поджидая опустевший пятнадцатый номер, а за ним и четырнадцатый, так и поднимавшийся без пассажира, и следующий, гагаринский номер, он различает лица, сидевших еще недавно со свежим покойником за столом.

«Уповай, парнишка, на логику и здравый смысл, — мысленно твердил себе писатель. — Разве не ясно, что никак не могли эти люди подняться на верхнюю станцию фуникулера раньше, нежели прибудешь сюда сам…»

Станислав Гагарин позвал Иосифа Виссарионовича, хотелось сверить с ним собственные спасенья, но вождь не отзывался.

Тогда он посмотрел вниз и решил, что кусты, которыми зарос склон на подходе к причалу, могут смягчить падение, сыграют роль матрацев, сочинитель видел, как удачно упал на них давешний незнакомец.

Еще раз мельком взглянув наверх и вовсе отрешившись от здравого смысла и логики, уже не раздумывая ни о чем, Станислав Гагарин согнул ноги в коленях, примерился на куст покрупнее и прыгнул.

После похода на ракетном корабле он снова встретился с командующим флотом. Сталин не пошел к Хронопуло и на этот раз. Беседа с Михаилом Николаевичем была содержательной и интересной, и сочинитель пожалел о том, что адмирал не сможет увидеться с вождем, который столь высокого мнения о далеком потомке быстроумного Одиссея.

И писатель, прощаясь со спутником, не знал, куда на самом деле отправится тот и каким видом транспорта, с помощью ли МПС, или прибегнет к нуль-транспортировке.

— Помните того типа в самолете? — спросил Сталин, когда председатель «Отечества» спустился в его полулюкс под предлогом выкурить сигарету. — Некий доцент Головко… Союзный лидер мафии. Я вам показывал его.

— Помню, — кивнул писатель.

— Вам придется встретиться с ним… Имейте в виду, у меня с ними лояльные отношения, и мое влияние на бандитов распространяется на вас тоже. Мафиози не причинят сочинителю Гагарину вреда, даже опекать будут.

— Предпочел бы обойтись без подобной опеки…

— Понимаю, но встреча с Головко необходима. Бандиты готовят крупную операцию, и только вы сможете ее сорвать.

— Каким образом?

— На ваших глазах в Ялте произойдут некие события, прямо скажу, нестандартного, понимаешь, свойства. Вас это подтолкнет к созданию литературного сочинения. То ли это будет приключенческая повесть, то ли сценарий фильма… Не в этом, понимаешь, суть. Но тот результат, который вы получите в финале, мы реализуем материально. Другими словами, в жизни произойдет так, как вы изобразите события в сценарии. Сорвете бандитам ихнюю, понимаешь, операцию — тоже самое произойдет в жизни.

— А если они победят?

Иосиф Виссарионович развел руками.

— Значит, победят… Но вы не оставляйте мафиози ни одного шанса. Это тот, понимаешь, случай, когда ваше перо станет орудием рока. Вернее, вы сами становитесь Роком, вершителем судьбы десятков человек.

— А если я сберегу в сценарии жизни положительных героев, не дам им умереть от бандитской пули…

— Они и в самом деле останутся живы, — заверил писателя вождь. — В этом можете не сомневаться, понимаешь… Ну что же, будем прощаться. Завтра утром я снова стану Бутом, поговорить уже не будет времени. Ведь вы хотите меня спросить…

— О Николае Бердяеве. Узнал о нем подробно относительно недавно, хотя и слыхал о том, как он разочаровался в марксизме из-за его классовой ограниченности.

— Классовая ограниченность?! — усмехнулся Сталин. — Неплохо сказано и как определение годится… В Том Мире я не общаюсь с Марксом, как-то не сложилось, не разделяю его антирусских убеждений, понимаешь… Но о классовой ограниченности марксизма не премину сказать тому же Бердяеву, с ним мы неплохо знакомы.

— Бердяев не согласен с тем, что марксистский социализм ставит класс выше личности, — заметил писатель. — В этом суть неприятия Бердяевым марксизма, он против того, чтобы считать человека исполнительно социальной функцией.

Сталин вздохнул.

— Именно на такой позиции находились Ленин и окружавшие его большевики, — сказал он. — И в этом великая ошибка всех без исключения революционеров. Человечество навсегда прославило бы того, кто раз и навсегда избавил людей от веры в какую бы то ни было, понимаешь, справедливость революции.

Революция, а по-русски перестройка, всегда смута и разрушение! Она вовсе не благо, не панацея от социальных бед. И справедливой революции не может быть изначально, как не бывают справедливыми пожар, наводнение, судороги Земли… Что же касается классов, то хороших классов нет и никогда не существовало прежде. Хорошими, умными, благородными людьми бывают лишь люди! Не классы, понимаешь, а те или иные конкретные человеки! И хорошими они бывают именно потому, что выходят за пределы того класса, в котором пребывают, становятся выше классовой, понимаешь, ограниченности.

«Кажется, он цитирует Бердяева», — подумал Станислав Гагарин.

— А лучше, чем он, и не скажешь, — улыбнулся вождь. — И я согласен с ним в том, что нельзя губить человеческие души и человеческие жизни во имя экономического процветания. В этом смысле христианство дорожит индивидуализацией более, нежели коллективизацией. Но я пошел на последнюю вовсе не потому, что мне это так уж и хотелось…

Проводилась линия, понимаешь, проложенная еще тогда, когда у меня в партии был не голос, а жалкий дитячий писк. Но окружала соответствующая среда, понимаешь, мать бы ее так и эдак…

Вам трудно себе представить, сколько раз упрекали меня в мягкотелости и нерешительности по отношению к так называемым врагам народа! Один Алексей Иванович Рыков чего стоит… Вот почему не стоило давать ему власть. Хотя… Получив ее безраздельно, Рыков мог стать вовсе иным. Возглавляет же он сейчас наш тот мировский фонд милосердия.

— Тут я перечитывал недавно Готфрида Вильгельма Лейбница, — вернул разговор в прежнее русло Станислав Гагарин, — его «Письмо к Якобу», то место, где он утверждает: форма есть начало движения в своем теле. Свобода, утверждает Лейбниц, и сама произвольность свойственны только уму. Отсюда и возник мой собственный вывод, который намеревался сделать краеугольным камнем так и ненаписанного пока — хлопоты с «Отечеством» помешали — романа «Дети Марса».