Кристин Смит - Кодекс поведения

Монтойя усмехнулся.

— Имплантация спасла вам жизнь. После того, как я вас вырубил, у вас развился анафилактический шок. Давление резко упало. Эти два идиота знали, что вам седативный насос противопоказан, и все равно его поставили! Их сейчас отстранили на три месяца, но если они думают, что этим закончится, они жестоко ошибаются. Вы могли умереть у них в лазарете, никакая имплантация вас бы не спасла. А тут еще вы развили бурную деятельность… — Он запнулся и принялся сосредоточенно накалывать на вилку ломтики салата.

Джени отсутствующим взглядом рассматривала внутреннее убранство обеденного зала. В цветовой гамме интерьера доминировал фиолетовый, от едва заметного оттенка почти белых стен до серо-сиреневого пола и почти черной мебели. Траурное убранство зала навело ее на неприятные воспоминания.

— Я убила Дюриана Риджуэя, — тихо сказала Джени.

— В самом деле? — Монтойя перестал жевать. Он отложил вилку и отставил недоеденный омлет. — Скиммер Паскаля стоял у разгрузочных платформ. К сожалению, он был тесноват для нас четверых, но положение стало еще более щекотливым, когда из подъезда выкатился комок зимней одежды и завопил определенно женским голосом: «Стив, Стив!» Паскаль выхватил пистолет, и Стивен тут же на него набросился. В этот момент у вас снова резко упало давление, и наш комок пискляво сообщил, что у нее на хвосте служба безопасности министерства внешних отношений. — Монтойя шумно выдохнул. — Не знаю, как нам это удалось, но все вместе мы мигом втиснулись в машину Паскаля. Он довез нас до границы министерства внешних отношений и посольства Шеры. То, что произошло дальше, до сих пор у меня в голове не укладывается. Возле сторожевой вышки министерства внешних отношений нас ждал Тсеша, посол идомени собственной персоной.

Джени оттолкнула тарелку.

— Тсеша? — хрипло переспросила она. Монтойя кивнул:

— Он нас сюда и привез. В скиммере министерства внешних отношений, который, как с превеликим удовольствием сообщил нам Паскаль, он угнал. Он нанес пленку на глаза, загримировался и был одет в вечерний костюм. Паскаль и глазом не моргнул, будто ни в чем другом он и не ожидал увидеть посла. Стив со своим узлом — юной особой по имени Анжевин — сначала захлопали ресницами, а потом спохватились, затолкали вас на заднее сиденье и прикрикнули на меня, чтобы я, цитирую, «черт возьми, поторапливался». — Монтойя вздохнул. — Что я и сделал.

Он знает, что я жива. Она и не сомневалась, что рано или поздно он это узнает. Джени прекрасно помнила, что он сказал ей тогда, на ступеньках Академии, когда она вернула ему перстень и заявила, что твердо намерена оставаться человеком до самой смерти.

Ты никогда не умрешь, ниа.

— Да… — задумчиво произнесла Джени.

— Вот именно, — рассеянно кивнул Монтойя. — Как оказалось, Тсеша настоящий мастер уходить от погони. Мы мчались по боковым улочкам и переулкам, о существовании которых я даже и не подозревал. При том, что я тут всю жизнь прожил. На поворотах машина ложилась в такой крен! Я крикнул, что, если он не притормозит, я ему голову оторву: мне нужно было сделать вам интубацию, а нас метало из стороны в сторону. Мы теряли драгоценные секунды, у вас распухло горло, перекрылось дыхание.

Джени посмотрела на входную дверь.

Он ведь не придет сюда, правда? Навестить убийцу, рискуя быть проклятым Храмом и осужденным Содружеством. С него станется, он ведь думает, что убивать для меня обычное дело. Часть служебных обязанностей. Глаза и Уши… разрушитель дипломатических отношений… токсин…

Монтойя, всецело погрузившись в воспоминания, продолжал увлеченно рассказывать:

— А он, если можно так сказать, улыбнулся и говорит мне: «Знаете, доктор, наш капитан переживет нас всех». Я заметил, что жить нам осталось целых пять секунд, если мы твердо намерены врезаться в замаячившую перед нами стену. Тут он сбавил ход ровно настолько, чтобы я успел вставить и закрепить эндотрахейную трубку. — Монтойя был так увлечен рассказом, что время от времени покусывал свои тщательно отполированные ногти: вспомнилась старая привычка.

— Вот так, с Божьей помощью, вы снова могли дышать. За нами гнались, пока Тсеша не начал плутать. Лейтенант держал пистолет наготове, а посол… вы знаете, он тоже был вооружен, в нагрудной кобуре у него был пистолет, а в обоих рукавах — по кинжалу.

У Джени пересохло в горле.

— Можете не сомневаться, он бы пустил их в ход. — Она глотнула воды из стакана Монтойи. — Военный порядок идомени был нарушен событиями в Кневсет Шере. Согласно новым порядкам все должны были обучиться способам самозащиты. Нема умел быстро приспосабливаться к новым веяниям.

— Нема? — Монтойя удивленно поднял брови. — Ах да, так его раньше звали.

— Он сменил имя после окончания войны. Потом уединился в анклаве Храма на пять земных лет. — Джени не переставала поглядывать в сторону входа. — Им были известны его убеждения, и все же ему позволили покинуть келью.

Монтойя кивнул:

— Я кое-что слышал об этом. Он верит, что настанет день, когда люди и идомени сольются в одну расу. — Он повертел в руках вилку. — А вы разделяли его идеи? Купились так же, как и Хэнсен Уайл?

Резкие нотки в голосе Кальвина Монтойи не удивили Джени. Человек, завоевавший доверие Джона Шрауда, не мог быть в действительности таким простодушным, каким казался на первый взгляд.

— Хэнсен верил, но мне кажется, его привлекала сумасбродность этой идеи. Он любил шокировать людей рассуждениями на эту тему.

— Он погиб во время воздушного налета за несколько часов до встречи с моим шефом: собирался убедить его отдать вас. — Монтойя задумчиво поглаживал обкушенный ноготь. — Мне кажется, не только наш инопланетный посол способен склонять людей на свою сторону. — Монтойя многозначительно посмотрел на Джени. — Нам пора, но прежде возьмите вот это, — сказал он, протягивая Джени небольшую упаковку таблеток. — Разжуйте и проглотите.

— Зачем? — Джени понюхала темно-коричневые таблетки. Пахло шоколадным фаджем, взбитым на сметане. — От чего они?

— Это энзимы. Способствуют пищеварению.

— А что у меня не так с пищеварением?

— Ему нужна помощь.

— Зачем?

— Джени, у нас нет времени, просто поверьте, это для вашего же блага.

— Когда-то я это уже слышала. — Джени добросовестно разжевала горькие, неприятно скрипевшие на зубах таблетки и запила их водой. — Любимая фразочка Джона. Если он ее произносил, это означало, что сейчас мне будет либо больно, либо дурно. — Джени никак не могла привыкнуть к вновь обретенной чувствительности левой ноги. Выходя за Монтойей из обеденного зала, она едва не подпрыгивала, ступая на нее.

Джени ничуть не удивилась, увидев Люсьена Паскаля, который ждал ее возле манипуляционной с сумкой через плечо так, будто это была его сумка. Выглядел он неважно: усталый взгляд, шрамы через всю щеку. Он коротко кивнул Джени и, обращаясь к Монтойе, спросил: