Джонатан Барнс - Сомнамбулист

Он встал и, спотыкаясь, вышел из бара.

Добравшись до предоставленных им апартаментов, бывший владелец театра предпринял безуспешную попытку ослабить действие алкоголя. Он выпил залпом три стакана воды и лишь потом рухнул на кровать. Уже проваливаясь в сон, слишком слабый, не способный даже пошевелиться, Эдвард успел зафиксировать в сознании человека Скимпола, заглянувшего в комнату, оценившего состояние подопечного и тихонько притворившего дверь. В качестве заключительной мысли на мистера Муна снизошла пьяная уверенность в том, что жизнь после падения с башни Сирила Хонимена заполонили странные события, укладывающиеся в некую схему, что между ними есть тайная связь и что их объединяет какой-то общий сюжет. Он же имеет возможность разглядеть лишь ничтожную часть замысла. Так бывает, если сунуть под объектив микроскопа одну-единственную паутинку, отделенную от всей паучьей сети. Следовательно, решил Эдвард, стоит ему отойти подальше, перед ним откроется вся картина. Он попытался удержать данное соображение в голове, однако теперешнее его состояние отнюдь тому не способствовало. Выпитое прыгало и резвилось внутри его, дергалось подобно макрели на крючке. В конце концов мистер Мун сдался, и тьма поглотила его окончательно.

Сон в Ньюгейте приходит не так-то легко.

Варавва вонял и сам понимал это. Дело дошло до того, что вонь и пары собственного пота стали вызывать тошноту у него самого. Оусли организовал для узника множество поблажек, однако устроить ему помывку, вероятно, не мог даже он.

Варавва зевнул, поскреб косматую бороду и, шаркая, проволок необъятную тушу несколько шагов, составлявших ширину его камеры. Стояла тишина. Наступили самые томительные часы тюремной ночи. Единственное время, когда затихали вскрики и жалобы его товарищей по несчастью. В соседней камере сидел член воинствующей секты методистов, без конца повторявший Иисусову молитву. Сейчас ради разнообразия он перешел на небольшую подборку хорошо известных псалмов.

Наверное, уснул вскоре после полуночи, утомившись и охрипнув от дневных трудов. Варавва не слышал его уже около часа.

— Мейрик? — позвал он.— Ты здесь?

Между прутьями решетки возникло лицо Оусли.

— Как всегда,— прошептал бывший адвокат тоном терпеливой матери, успокаивающей особенно буйного ребенка.

Варавва вздохнул — хрипло, утробно.

— Я устал. Ты хоть немного понимаешь, каково мне тут? Жалкая, мертвящая скука.

Голос Оусли звучал, как всегда, раболепно.

— Да, сэр. Я так вам сочувствую.

— Человек моего блестящего ума заперт в клетке, которая даже для зверя не годится. Блистательный интеллект томится вместе с преступниками и может лишь только ждать. Это одна из величайших трагедий нашего века.

— Воистину, сэр.

Варавва насторожился. Не прозвучало ли в голосе Оусли намека на измену? Истинный образ, мелькнувший под маской верного ученика. На долю секунды приоткрывшееся лицо человека, много вытерпевшего, оскорбленного, а потому заведомо лживого? Возможно.

— Когда снова придет мистер Мун?

— Понятия не имею.

— Когда он придет, я...

— Да, сэр? Что вы сделаете тогда? — Лишь едва заметный намек на сарказм, едва уловимый.

— Я все ему расскажу.

Реакция на последние слова оказалась совсем неожиданной. После долгой, задумчивой паузы Варавва услышал тщательно взвешенный ответ.

— Я бы не советовал вам так поступать.

Узник зашипел:

— Мне не нужен твой совет. Не тебе судить о моих поступках.

Оусли ответил совершенно спокойно, но подчеркивая каждое слово:

— Вы об этом пожалеете.

— Ты мое создание. Не забывай.

Ученик ничего не ответил, зато до слуха заключенного донеслись тихие шаги. Оусли крадучись удалялся по коридору, тайно покинув добровольный пост.

— Мейрик! — закричал Варавва. Тщетно. Шаги стихли вдалеке.

— Мейрик! — завопил он, впав в отчаяние, вызванное внезапным, необъяснимым бегством.— Вернись!

Ответом ему послужило слабое звяканье ключей, сменившееся безразличным стуком железной двери. Оусли покинул недра тюрьмы, направляясь во внешний мир.

— Мейрик! — Варавва затряс решетку, потом рухнул на каменный пол, готовый вот-вот разрыдаться.

Из соседней камеры послышалась возня. Стон, неровные шаги, а вслед за ними знакомые слова сто тридцатого псалма: «Из глубины взываю к тебе...»

Заведение миссис Мопсли после двенадцати напряженных трудовых часов наконец закрылось. Цирк с его уродцами отбыл восвояси. В последний раз его видели где-то возле Дарлингтона, причем местные встретили труппу с некоторым подозрением. А потому, к вящему удовольствию мадам, в ее заведение вернулся успех. Мина, неизменная звезда салона, пользовалась самым большим спросом. Обслужив последнего за ночь клиента, она с облегчением спустилась в гостиную, надеясь просто посидеть с остальными девушками, посплетничать, поболтать и выпить стаканчик-другой вина. Внизу она с изумлением обнаружила полное отсутствие девушек. Наличествовала одна миссис Мопсли, втиснутая в любимое кресло, а ее обширные желеобразные окорока, по обыкновению, свисали на обе стороны. Рядом с ней стоял бледный аккуратный джентльмен чопорного вида. Мопсли слабо улыбнулась.

— Мина, дорогуша.— Она закашлялась, и туша мадам заходила ходуном. Толстуха запыхтела как паровоз, пригодный лишь для последнего рейса на свалку металлолома.— Я отослала остальных девушек.

— Отослали?

Миссис Мопсли неуютно заерзала.

— Ради их же блага.

— Куда?

Ответа не последовало. Мина посмотрела на бледного мужчину.

— Я видела вас прежде,— произнесла она без тени страха. — Вы ведь друг мистера Грея?

— О да, мы старые приятели,— ответил он и улыбнулся так, как Брут улыбался Цезарю. Ну, в тот самый день.

Мина рассеянно запустила пальцы в бороду. Ей так до конца и не удалось избавиться от детской привычки перебирать растительность на лице.

— Что происходит?

Миссис Мопсли повернулась к ней.

— Пожалуйста,— ласково попросила она.— Ступай.

— Да скажите же, что случилось? — потребовала Мина, кляня себя за излишне жалобный тон.

— Боюсь, дурные новости,— мягко произнес бледный джентльмен.— Вы перестали быть полезны.

Мопсли испустила странный, нехарактерный для нее всхлипывающий звук.

— Я решил прикрыть ваше заведение. Страшно жаль. Но необходимость...

Мина посмотрела на хозяйку, надеясь услышать от нее, будто все совсем не так, получить хоть какую-то надежду, поддержку, но мадам даже не решалась встретиться с ней взглядом.

— Вы нам очень помогли. Миссис Мопсли сказала, что вы были ее любимицей. Сведения, поставляемые вами, были бесценны.— Бледный джентльмен умолк, поправляя пенсне, забавно сидевшее на самом кончике его носа.— Без преувеличения скажу, что в высших эшелонах власти есть люди, которые весьма благодарны вам за оказанные услуги. — Он елейно улыбнулся обеим дамам.— Мужайтесь. Даже падшие вроде вас могут по-своему служить стране и короне.