Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

Когда его голоногая фея отправилась на кухню, Мартен переоделся. Надел новенькие, оказавшиеся даже удобными, трусы; с рубашкой и носками проблем не возникло, зато обычные нынче штаны оказались с секретом: пуговиц не оказалось, а вместо них была дорожка из металлических звеньев, начинающаяся странной фитюлькой. Оказалось, фитюльку надо тянуть вниз, и тогда дорожка расходится. Если фитильку тянуть в обратном направлении, дорожка опять становится единым целым. Разобравшись с этой мудреной застежкой, Мартен торопливо сунул ноги в штанины и застегнул пояс. Штаны показались ему неудобными, слишком тесными; но раз уж у них здесь такая мода… Потом он с трудом отыскал в свитере, где зад, где перед, и натянул его на себя.

Если Мартен и опасался, что в его наряде что-то будет не так, то его фея ничего такого не заметила. Она угостила его жареным мясом и кофе, помыла посуду, оставила деньги, ключ от квартиры; напоследок Мартен попросил ее принести книги по истории, может быть, с их помощью удастся разобраться в окружающем новом мире, и она ушла.

Когда коробка-лифт увез таинственную фею по имени Шано Шевальер вниз, Мартен еще раз прошел по квартире, щелкая выключателями. Он выключил свет в кухне, включил и выключил свет в ванной и туалете, включил кондиционер, испугался шума и поспешно выключил.

Дернул за шнурок и зажег бра у тахты. Погасил верхний свет в комнате.

Мартен полез в шкаф за коробкой с пистолетом — и не нашел ее на прежнем месте: похоже, Шано забрала опасную игрушку во время ужина — она пару раз выходила из кухни. Тогда он достал из тумбочки бумаги и прилег с ними на тахту.

Это оказались технические паспорта и инструкции по эксплуатации того, что называлось «телевизор», «магнитола», «видеомагнитофон» и «персональный компьютер». Сверяясь с фотографиями и картинками в этих бумагах, Мартен определил аппаратуру на рабочем столе как персональный компьютер, а то, что стояло на низкой тумбочке, было магнитолой, телевизором и видеомагнитофоном. Выяснение сущности магнитолы и видеомагнитофона Мартен решил пока отложить, а сначала посмотреть, что такое телевизор. Он сильно надеялся, что это не новомодный аналог телефона — хотя телефон, правда, мало похожий на те, к которым он привык, стоял тут же, у тахты.

Оказалось, что телевизор — это какой-то чудовищный гибрид телеграфа и синематографа. От синематографа был экран, на котором двигались люди; от телеграфа то, что на этом экране показывали не только кино, но и новости, концерты и прочие представления. Разобравшись, что к чему, Мартен включил телевизор и угодил как раз на программу новостей. Вдобавок экран не был немым, а изображение на нем не было черно-белым — телевизор давал и четкий звук, и сочные (даже, пожалуй, чересчур сочные) цвета. Новости окончились, началась реклама; у Мартена чуть было челюсть не отвисла, когда он понял, что именно рекламирует излишне сухопарая девица. Усилием воли он вернул челюсть на место и стал смотреть начавшуюся фильму.

Но фильма была из современной жизни, практически непонятной для Мартена, и он решил не напрягать воображение — с этим успеется. Он оставил телевизор включенным и взялся за просмотр бумаг из стола.

Большая часть их была на английском языке, которого Мартен почти не знал. Другие же тексты были столь невразумительны, что Мартен забросил их. В одном из ящиков нашлись две книжки в мягких обложках с завлекательными картинками. На одной был нарисован мрачный тип в шляпе и мешковатом пальто, вонзающий нож в грудь какого-то хиляка во фраке; называлась книжка «Убийство назначено на полночь». На другой обложке нюхала с томным видом розу практически голая девица, бедра ее были чуть прикрыты буквами заглавия; книжка называлась «В раю тоже убивают». Мартен опять прилег на тахту и, изредка поглядывая на экран, погрузился в изучение некогда любимого им жанра полицейского романа.

По прошествии часа он понял, что сам жанр мало изменился с его времен — разве что в самую худшую сторону: теперь внимание уделялось не столько расследованию преступления, сколько описанию убийств, погонь и прочих приключений. Причем убивали теперь гораздо чаще, и описывалось все это куда подробнее и с самыми пикантными деталями. В книжке с девицей на каждую главу приходилось по убийству и постельной сцене; впрочем, постельной — не совсем точно: главная героиня занималась любовью не только в постели, а где придется и с кем попало, в финале она раскрывала патологического убийцу, отвлекая его своими прелестями до прибытия полиции. Второй роман был поскромней; там убийств было меньше, да и герой-сыщик, повествуя о своих отношениях с актрисой кабаре, скромно умалчивал о том, что там происходило у них после долгого-долгого поцелуя. Что обратило на себя внимание Мартена и заставило его задуматься, так это способ расследования, о котором говорилось, как о давно известном и общепринятом. В обоих романах отпечатки пальцев упоминались как абсолютно реальная улика, в полиции были картотеки, и преступника можно было установить в считанные минуты, если его отпечатки имелись и в картотеке, и на месте преступления.

А вот в его время… Тогда суд не верил в эти самые отпечатки, и сторонникам новинки приходилось доказывать, что на всем белом свете не найдется двух человек с одинаковыми рисунками линий на подушечках пальцев. Да и сам Мартен не очень этому верил, пока однажды — довольно уже давно, даже если не принимать в расчет эти внезапно куда-то выпавшие десятилетия, — Гийом Бираен не начал рассказывать об английском убийце, которого повесили именно из-за оставленных отпечатков пальцев. Тогда их собралось человек десять — обыкновенная дружеская вечеринка после удачного дела, и кому-то пришло в голову посмотреть, насколько разнятся у них эти отпечатки. Они вымазали пальцы сажей и добрый час развлекались, требуя от Гийома, чтобы он различил, где чьи. Гийом, вооружившись лупой, изображал из себя эксперта, все веселились, пока Мартен не решил, что хватит и — так, на всякий случай — не сжег эти листки.

Мартен и не догадывался тогда, что вся эта игра «в пальчики» не была случайностью. Ее затеял давний враг Мартена, инспектор Жове, который испробовал все возможные способы разоблачения коварного Мартена Дюпона и готов был хвататься за любую соломинку. Это он поймал на мелочи Гийома Бираена и сделал того осведомителем. Гийом сумел тогда припрятать часть листков, и на следующее же утро отнес их в комиссариат. Инспектору это мало чем помогло — неуловимый Мартен не оставлял отпечатков своих пальцев на местах преступлений, он давно не принимал в них непосредственного участия. Да и в суде отпечатки не могли служить достаточным доказательством — не было соответствующего законодательства, и в полициях Европы отдавали предпочтение бертильонажу. Но собранные Гийомом отпечатки стали основой будущей дактилоскопической картотеки: почему, собственно, не использовать способ идентификации преступников, пусть даже и неприменимый в суде?