Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

Ах ты, аптечная склянка! Сколько ухитрился протянуть! А жил-то, жил где — в его, Мартена, доме на тихой улочке в Алекс-парке!!!

Мартен спохватился, не заметила бы всплеск его чувств Шано. Однако та была занята своим молоком, а вскоре нетерпеливо глянула на часы и убежала, бросив на прощание:

— Ну, посуду ты сам домоешь…

Мартен вяло прополоскал чашки под проточной водой, убрал продукты в холодильник и ушел из кухни. Холодильник, электрокофемолка, непонятная белая с экраном, как у телевизора, печь-микроволновка и висящий на стенке коробок с мигающими цифрами нервировали его. Коробок, впрочем, оказался хитрой конструкции часами, но от него, как и от всех прочих непонятных предметов, Мартен старался держаться пока подальше.

Мысль об Акиле Героно не оставляла его, он снова взял в руки газету и еще раз прочел заметку. Собственно, сам Акил мало его волновал, даже забавно было представить этого мальчишку дряхлым стариком. Однако вот совпадение: вчера Мартен очнулся и оказался здесь, в другом времени — и вчера же умер тот, кто, судя по всему, был повинен в этом. Случайность? Нет, Мартен не мог поверить в такую случайность… Впрочем, спешить с выводами все-таки не стоило.

Он почитал «Лица вещей» и немного поэкспериментировал с магнитолой и видеомагнитофоном; на магнитофонных кассетах были записаны причудливые новомодные песни, ни ритм, ни мелодии которых не понравились Мартену, слишком они были непривычны и причудливы, а тексты примитивны и бессвязны. Гораздо больше его заинтересовало видео. Среди кассет с фильмами, мало отличавшимися от тех двух книжек в пестрых обложках, что он листал вчера вечером, попалось несколько весьма любопытных. Эти ленты были сняты на улицах города; объектив обычно выбирал из толпы какого-нибудь человека и неотвязно следил за ним. Удивительно, что Шано бросила эти записи без присмотра; если она проявляла интерес к некоторым людям, вряд ли это следовало афишировать, но может быть, эти записи уже потеряли свою ценность.

Мартен задумался: пистолет — вовсе не дамский, заметьте! — слежка за людьми на улицах и странный аппарат под названием «компьютер» — все это как-то не очень сочеталось с образом легкомысленной девицы в короткой юбке.

Мартен полистал историю двадцатого века. Что карта Европы за истекшие десятилетия изменилась, его не удивило. Труднее было понять то, что за эти десятилетия в мире были две мировые войны одна страшнее другой. Да как же так?! Тогда, в начале века, почему-то все твердили, что войны уже быть не может, потому что средства войны стали настолько изощренными, что воевать в таких условиях решатся только безумцы. Впереди были целые десятилетия мира — а оказалось, до мировой войны оставались считанные годы…

Ближе к вечеру Мартен взялся за «Историю кинематографа». В первых главах, посвященных Патэ и Мельеру, Мартен нашел подглавку о «Готорн Синема». Здесь как о равных говорилось об Анне-Эванжелине и Кириене Сабан, рассказывалось о фильмах, в которых снимались эти замечательные актрисы, подчеркивался приоритет «Готорн Синема» в создании жанра кинодрамы. Мартен нашел там имена знакомых ему людей и фамилии тех, кто появился в кинофирме уже после того, как он исчез; Мартен Саба не упоминался, но Мартена это не обидело.

Фотографии-вклейки он рассматривал с живым, можно даже сказать — с профессиональным интересом. Было любопытно следить, как меняются одежды, декорации, актеры, годы. Под одним снимком Мартен увидел подпись:

«Лоуренс Оливье и Кириена Сабан в фильме «Злое солнце» (1947 г.)».

Кириена, Кириена Сабан… Мартен подсчитал: к моменту съемок «Злого солнца» ей было уже за пятьдесят, но выглядела она куда моложе — не юная, конечно, девушка, однако зрелая дама, а не дряхлая старуха.

Далее он узнал, что карьера Анны-Эванжелины закончилась с появлением звукового кино — дикция у нее оставляла желать лучшего; расцвет же популярности Кириены Сабан пришелся на двадцатые — тридцатые годы; она продолжала сниматься, но успех и слава сопровождали теперь других актеров, умерла она в тысяча девятьсот восемьдесят втором году в Нью-Йорке.

В остальном «История кинематографа» мало заинтересовала Мартена; он предпочел бы более детальное описание технических приемов, а не перечисление фильмов, режиссеров и актеров.

Мартен отложил том и пошел на кухню. Подкрепившись, он решил, что пора, пожалуй, выглянуть на свет божий. Тем более что в связи с заметкой о Героно у него появились кое-какие идеи.

Прежде чем уйти, Мартен переложил деньги, оставленные Шано, в свой бумажник, проверил, как открывается замок незнакомой конструкции.

За этим занятием его застал сосед — он внезапно вышел из лифта и остановился у двери своей квартиры. Мартен на всякий случай поздоровался. Сосед — высокий человек с темно-русыми, чуть рыжеватыми волосами — помедлив, сказал: «Добрый день» и поинтересовался, что с замком.

— Все в порядке, — ответил Мартен. — Мне показалось, что заедает.

Сосед открыл свою дверь и спросил с нескрываемой иронией, не вышла ли Шано замуж.

— Не слыхал об этом, — осторожно отозвался Мартен.

Сосед кивнул и исчез за дверью.

Лифт вновь вызвал у Мартена неприятный приступ клаустрофобии, но глупо было сбегать по лестнице бог весть с какого этажа. Мартен спустился, неспешно прошел через сквер, по узкому пешеходному мостику миновал Форану и с интересом поглядел в сторону высокого здания, вокруг которого сновали люди в форме и автомобили с надписью «полиция» на гладких боках. Так и есть, угадал: мало того, что здание казенного вида, так вообще, оказывается, самый настоящий «казенный дом»!

В конце квартала он обратил внимание на киоск и спросил по-французски с неопределенным резким акцентом, нет ли карты города. Киоскер, с трудом подбирая французские слова, назвал цену и протянул карту; Мартен разменял бумажку в сто крон.

Найдя поблизости скамейку, он сел и неспешно разобрался в карте. До Алекс-парка предлагалось доехать на автобусе номер 27, но как попасть на этот автобус, Мартен понял плохо. Он обратился к прогуливающемуся у перекрестка полицейскому, опять-таки по-французски. Полицейский вежливо ответил ему и даже указал на приближающийся автобус и место его остановки. Мартен, поблагодарив, успел вскочить в автобус и еще раз уточнил у кондуктора, доедет ли он до Алекс-парка. Кондуктор подтвердил. Мартен выгреб из кармана мелочь и поинтересовался, сколько стоит проезд. Кондуктор взял с его ладони крону двадцать денье и выдал билет.

Мартен устроился на сиденье и, поглядывая то на карту, то в окно, стал сравнивать то, что видел, с тем, что было здесь в начале века.

Изменения были значительными. Там, где когда-то были пустыри и поляны, стояли дома; у реки, у Нового моста, куда прежде выезжали на пикники горожане, раскинулся огромный завод — «авиационных двигателей», прочел Мартен на карте.