Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

— Можешь себе представить, — возмущенно закончила Шано, — первые две недели я только и делала, что ходила с Пангом в гости и сама принимала гостей! А это, знаешь ли, весьма утомительно, когда у тебя болит задница.

— Бедро, — поправила Сузи.

— Ну, бедро, — согласилась Шано. — Все равно ведь болит! Одно приятно в такой жизни — все принцессой величают.

— А потом? — поинтересовалась Сузи.

— А потом молодые отправились в свадебное путешествие, — Шано улыбнулась и уточнила: — Я сюда, а мой супруг подальше от родни, в Лос-Анджелес.

— Так вы что, развелись? — не поняла Сузи.

— Зачем? — пожала плечами Шано. — По нашим законам этот брак почти что недействителен, так что я все равно что не замужем. А принцу выгоднее иметь хоть какую жену, чем никакой вовсе.

— А… а как вообще? — вкрадчиво поинтересовалась Сузи.

Шано пожала плечами и промолчала, а Сузи не стала настаивать.

Так, молча, они и проехали остаток пути. Только уже на подъезде к Старому мосту, Шано вдруг спросила со вздохом:

— Слушай, Сузи, так ведь просто не бывает, да? Может, это какие чары?

— Разное в жизни бывает, — ответила Сузи. Ей захотелось чуть расшевелить загрустившую подругу: — Иногда бывает и вовсе такое, чего просто быть не может. Я вот однажды, не поверишь, летала под полуденным солнцем в карете, запряженной парой драконов… А это более невероятно, чем столкновение Земли с кометой! Настоящих ездовых драконов, знаешь ли, куда меньше, чем комет.

Шано поглядела на подругу и сказала:

— Я бы ни за что не призналась в том, что летала на драконах. Могут неправильно понять.

— Тебе можно, — отозвалась Сузи. — Ты поймешь правильно.

Они снова помолчали, потом Шано произнесла как-то неуверенно:

— Кстати, о драконах… — и снова замолкла.

— Да? — подбодрила ее Сузи, думая, что подруга собирается пошутить: — Что там о драконах?

— Это не совсем о драконах, — тихо и серьезно сказала Шано. — Просто я тоже летала… Давно, в детстве…

— Ну, — сказала Сузи нейтрально, — в детстве все летают.

— Но не все, — вздохнула Шано, — летают по-настоящему.

Майк вернулся под утро и, войдя в комнату, подумал, что ошибся дверью.

Все квартиры в этом доме выглядели одинаково — вероятно, домовладелец оптом купил партию мебели и оптом же закупил обои, занавески, половики и прочее. Однако небогатый скарб Майка красовался на месте, стало быть, ошибки не было. Где же, в таком случае, тот порядок, который он навел перед уходом?

Занавеска, наполовину оторванная от струны, задрана на шкаф, половик смят в гармошку, под окном — лужа. Ну, с лужей ясно — оставил окно открытым, а ночью была гроза. Сейчас она уходила на север вслед за порывистым ветром, который, должно быть, и натворил все это.

Майк вздохнул, сходил за тряпкой и принялся стирать воду с подоконника, но тут же остановился, озадаченный: светлая тряпка окрасилась розовым. Майк присмотрелся к подоконнику. Кровь? Он огляделся, потом присел возле лужи на полу. Да, дождевая вода явно разбавлена чем-то красным. Майк ткнул пальцем в одно из темных пятен, растер, поднес к глазам, даже лизнул.

Кровь! Самая настоящая кровь!..

Майк снова огляделся. Комната была слишком мала, чтобы в ней можно было спрятаться. В туалете он только что брал тряпку. Может, в шкафу? Майк с некоторой опаской потянул на себя створки — ничего, кроме старых брюк и стопки белья. Под кроватью? Под нее человеку нипочем не втиснуться. Но Майк все-таки присел на корточки и заглянул в пыльную темноту.

Точно — здесь!

Присмотревшись, Майк различил детское тельце.

— Э-эй… — тихонько позвал Майк.

Ребенок не шевельнулся. Было непонятно, мальчик это или девочка; Майку видны были только яркие фланелевые штанишки и маленькие босые ступни. Грязноватые несколько странно: влажные шлепки грязи, но не земли, а… цемента и мокрой штукатурки.

Майк осторожно протянул руку и взялся за щиколотку, но ребенок не вскрикнул, как можно было ожидать, не попытался поджать ногу. Майку даже подумалось, уж не труп ли он тащит из-под кровати — холодная кожа, мокрая, в пятнах крови и грязи одежда и, наконец, бледное, без кровинки лицо с короткими всклокоченными волосами…

Только трупа ему тут не хватало!

Но пульс, слава богу, бился, и Майк, бережно обернув свою находку курткой, понес ее вниз, где был телефон.

Четырьмя этажами ниже он кое-что сообразил и тут же споткнулся на ровном месте. Кое-как удержавшись на ногах, он прислонился спиной к стене и замер.

Ребенок никак не мог попасть к нему через окно: рядом не было ни окон, ни балконов, ни карнизов, ничего мало-мальски пригодного для того, чтобы добраться до окна его мансарды — только гладкая стена. А забраться на покатую крышу, чтобы оттуда спуститься по веревке — только это и пришло в голову Майку, — хватит ли детских сил? А на крыше ребенок как оказался?

Приняв наконец решение, Майк вышел из дома и из ближайшего автомата — беспокоить соседей не было никакого желания, да и ни к чему ему лишние разговоры — позвонил в полицию.

Пока Майк ждал машину, он все держал в руках свой сверток, боясь даже поглядеть, мальчик это или девочка.

Машина подъехала через пару минут.

— Я думаю, ребята, его в больницу надо везти, — сказал Майк, передавая полицейским свою странную находку.

Полицейский молча принял ребенка, чуть приподнял край куртки и крякнул.

— А ты кто… ему? — спросил второй. — Брат?

— Да никто. Вот здесь нашел, — Майк махнул рукой в тень у стены.

Первый полицейский поднял глаза на Майка и, судя по чуть изменившемуся прищуру холодных глаз, узнал.

— Микаэль Кушлер? — спросил он жестко. — А ну, Максимен, живо его в машину!

Майк безропотно полез в машину. Так ведь и знал, что без неприятностей не обойдется…

В общем, день был безнадежно потерян.

В этом тихом, почти пригородном районе Корисы редко случалось что-нибудь серьезнее квартирных краж или супружеских потасовок, так что израненная девочка на вид лет семи вызвала в местном полицейском участке настоящий переполох. Дурная репутация Майка сыграла с ним в очередной раз злую шутку; его допрашивали битых три часа, припоминали все старые грехи и грозили тюрьмой, если он не скажет правды. Майк уже начал склоняться к мысли, что не миновать ему срока за похищение, а то и — при таком-то везении — за изнасилование малолетки, как вдруг ближе к полудню его оставили в покое.