Майк Кэри - Порочный круг

Вокруг стало слишком горячо и в прямом, и в переносном смысле. Пен с Джулиет по-прежнему лежали у престола, где их в любой момент могла задеть шальная пуля. Даже если не пуля… Сгущающийся дым однозначно говорил о том, что пожар набирает силу. В общем, на месте нельзя было оставаться ни при каком раскладе.

Что же, по крайней мере дым представлял хоть какое-то укрытие. Заодно он душил меня, заставлял глаза слезиться, а легкие — болеть, но ведь просто так ничего не дается! Я на четвереньках дополз до конца скамьи, быстро встал и бросился в самый крайний проход, где стояли колонны: за ними хоть прятаться удобнее! Перебегая от одной колонны к другой, я добрался до открытого участка перед алтарной решеткой, у которой лежали Пен и Джулиет.

Здесь дым был таким густым, что я особо не таился: в храме по-прежнему гремели выстрелы, но в меня пуля могла попасть лишь случайно. Тут не справился бы даже снайпер с прицелом ночного видения: святой Михаил казался бы равномерно красным, словно кровавое море.

Первой я нашел Пен — бесчувственную, что нисколько меня не удивило. Я обхватил ее за плечи и потащил туда, где, как мне помнилось, находились двери.

Я ошибся на несколько метров и забрел в тянущийся вдоль внешней стены коридор, который благодаря какому-то странному термоклину остался незадымленным, и наконец смог оглядеться. Я втащил Пен в нартекс — притвор в западной части храма, шириной максимум метра три — и, очутившись в сравнительно небольшом помещении, невольно расслабился.

Естественно, подготовь я план спасения как следует, наверняка подумал бы, что кто-то из команды Гвиллема станет следить за коридором. Такие выходки Anathemata Curialis без внимания не оставляет. Едва я положил Пен головой к дверям, сквозь щели в которых проникал свежий, вполне пригодный для дыхания воздух, из клубящегося мрака вышел По, озаренный багровыми отблесками адского пламени, и недвусмысленно загородил обратный путь в неф. Человеческая ипостась исчезла окончательно — сейчас он был гиеной, которую я уже видел на «Темзском коллективе», а потом снова в Уиттингтоне. Передние конечности вытянулись в два раза длиннее задних, и loup-garou стоял как гигантская обезьяна.

Осклабившись, он бросился ко мне. Нет, в жуткой ухмылке не проявлялись остатки человеческой натуры, скорее страшная гиена обнажала свое оружие — зубы, острыми ножами торчащие из пасти. Я не сводил с него глаз, готовый отскочить, едва монстр бросится в атаку. Увы, в узком нартексе далеко не отскочишь, разве только увернешься. Шаг вправо, шаг влево — в какую сторону ни дергайся, По все равно достанет.

Тут за плечом loup-garou возникла вторая фигура, неспешно приближавшаяся к нам из огненной геенны нефа. Как же она красива! Если бы изъеденные дымом глаза не слезились, я бы разрыдался.

— Кастор, почему ты меня не разбудил? — хрипло упрекнула Джулиет. — Я чуть не пропустила все веселье!

Обернувшись, По с устрашающим воем бросился на суккуба. Зубастым когтистым метеоритом он налетел на Джулиет, на ходу подтягивая мощные задние лапы, чтобы, пока клыки терзают шею, выпотрошить кишки.

План так и остался планом. Словно уступая натиску грубой силы, Джулиет грациозно прогнулась, поймала По и мощным толчком запустила к ближайшему ряду скамей. Loup-garou поднялся в мгновение ока, но Джулиет превосходила его в скорости и, когда он снова к ней ринулся, подняла одну из скамей: судя по спокойным уверенным движениям, вес ее нисколько не смущал. Р-раз! — и, бешено вращаясь в воздухе, скамья полетела в огромную голову По.

Поразительно, но в loup-garou еще сохранился боевой пыл! Подозреваю, что пыла сохранилось бы еще больше, если бы дышал он чем-нибудь другим. Сцепившись, противники покатились по полу и клубы дыма с языками пламени тут же скрыли их из виду.

Я с полным основанием решил, что Джулиет сможет позаботиться о себе сама. Наверное, когда обряд сорвался, Асмодей утратил всю имевшуюся над ней власть. Думаю, и в каменных стенах святого Михаила его тоже уже не осталось — а если и остался, к бою он сейчас вряд ли был готов.

Вернувшись к Пен, я пинком распахнул главную дверь и вытащил несчастную на мощеный двор. Вытащил — и сам рухнул рядом, жадно, как вино, глотая ртом прохладный воздух. Как вино, он закружил в хороводе мысли, и я ощутил необыкновенную легкость…

Иллюзии развеялись, когда к виску прижалось дуло пистолета.

— Отдай медальон! — прохрипел Фанке. Голос не просто сиплый, а с пугающим бульканьем, которое свидетельствовало о серьезном ранении. Даже не поворачивая голову, я мог сказать: этому человеку терять нечего.

— У меня его нет, — тихо ответил я.

— Поднимайся, руки в стороны, живее, Кастор!

Наверное, я параноик, но в тот момент казалось, что продолжительность моей жизни прямо пропорциональна заинтересованности Фанке. Заполучив медальон, он захочет отплатить и за сорванный ритуал, и за свою испорченную репутацию. Воспользовавшись некоторой ограниченностью поля зрения Антона, я рискнул и незаметным движением закатил золотое сердечко под локоть Пен. Затем медленно поднялся, развел руки в стороны и даже растопырил пальцы.

Фанке принялся ощупывать мои карманы. Ну и дыхание у него, слушать страшно: звук высокий, растянутый, неровный, с каким-то журчащим эхом, недвусмысленно показывающим, что жизненно важная жидкость попала куда не следует. Антон проверил куртку, джинсы и, не обнаружив ничего, еще сильнее ткнул пистолетом в щеку.

— Где медальон?

— Полагаю, в церкви, — неуверенно ответил я. — Да, точно, на престоле!

Ствол больно царапнул скулу: Фанке снял пистолет с предохранителя.

— Тогда, думаю, тебе конец!

Кому-то из нас действительно пришел конец. Мне послышалось, будто треснул тончайший шелковый шарф, а через секунду на мостовую с грохотом упал пистолет. Повернув голову, я увидел, как Антон замер — фиалковые глаза чуть не вылезли из орбит от удивления, — и сделал шаг назад. Красная мантия неплохо скрывала пятна, но кровь сначала закапала, а затем полилась на мостовую. Меж черных камней побежал багровый ручеек. Трясущейся рукой Фанке схватился за левый бок — там, на мантии, словно по волшебству, появились три параллельные прорези. Однако кровь убедительно доказывала: это не волшебство, а сквозные колотые раны, нанесенные сзади.

С губ Антона слетел недоверчивый смешок, а потом какой-то невнятный шепот, вероятно, сатанистский аналог «Прими, Господи, душу мою…» Сложившись, как аккордеон, хотя я ни разу не видел истекающих кровью аккордеонов, Фанке упал на мостовую и ударился головой о камни с такой силой, что мог запросто проломить череп, только это его уже не беспокоило.

Цукер, по-прежнему в звериной ипостаси, перескочил через тело и уставился на меня бешеными глазами. Бедняга наступал только на три лапы, а четвертую, переднюю, поджимал к груди. Наверное, он сидел на корточках, когда ударил Фанке сзади, и, пробив ребра, искрошил внутренние органы.