Сергей Лексутов - Игра в голос по-курайски

— Я не знаю почему, но им зачем-то надо, чтобы все выглядело, как несчастный случай.

— Откуда ты знаешь? — еще больше изумился Слава.

— Я слышал, как они это обсуждали.

— Ну, Паша, ты дае-ешь… — Слава с уважением поглядел на него.

— Я ж говорю, что мне это не почудилось. Один раз пытались бритвой на улице зарезать. Так что, я, так сказать, входил с ними в боевое соприкосновение.

— Как, прямо в рукопашную?!.

— Ну, что ты… Они по трое приходили. На дежурстве меня пытались выловить.

— Ну и как?..

— Как видишь, не нашли, — Павел самодовольно ухмыльнулся. — Понимаешь, Слава, я над этим ломал, ломал голову, но так и не нашел ничего в своей жизни, за что меня можно было бы убить. Единственный темный период, это когда мы бизнесом занимались. Вот я и спрашиваю, тебя не пытались машиной сбить, или еще как не наезжали? Ты ж ведь тоже был в учредителях…

— Да нет… — Слава испуганно смотрел на Павла, наконец, нервно хохотнул, сказал нарочито бодрым тоном: — Да нет же, Паша! Там все чисто. Мы же никому не остались должны много. Так, мелочишку… Разве что Алексей… Но к тому делу мы же не имели ни малейшего отношения; они сепаратничали, отделились, собственную фирму учредили и погорели…

— Ну, тогда я вообще ничего не понимаю! — вскричал Павел.

— Может, они спутали тебя с кем-нибудь? — с надеждой спросил Слава. — Ты с ними поговори по-хорошему, объясни…

— Ага, поговори… Да и вряд ли они меня перепутали с кем-то. Они ж за мной целую неделю следили, а может и больше.

— Паша, а если в милицию?..

— Был я уже там… — он безнадежно махнул рукой. — Ладно, пойду я… Пока… — тяжело поднявшись с дивана, он пошел к двери.

Из кухни высунулась жена Славы, симпатичная блондинка, как хвастался Слава — естественная, сказал:

— Куда ты, Паша? Чайник скипел. Давайте хоть чайку попьем, как когда-то…

— Тороплюсь я, Ира, как-нибудь в другой раз…

Он быстро и бесшумно, как это умеют делать только таежные охотники, сбежал вниз, в подъезде никого не было, возле подъезда — тоже. Похоже, на сегодня Павел стряхнул топтунов с хвоста. Да они, наверное, и не следили так внимательно, как в первые дни, когда Павел шестым, звериным чувством ощутил слежку. Однако расслабляться все равно не следовало. Относительно Люськи у него в голове забрезжил смутный план, в свете чего ни в коем случае нельзя было навести топтунов на ее квартиру. Был и еще один отрадный факт, все это не Люськиного отчима штучки. Тогда, в спортзале, когда они искали Павла, они же недвусмысленно обмолвились, что у Павла "нет никакой бабы". Люську бы они точно помянули, или, если бы про нее знали, не выразились бы именно так. Возможно, методом исключения удастся понять, откуда ветер дует. До сих пор он дул со всех тридцати шести румбов, теперь осталось тридцать пять…

Заглянуть бы в квартиру к Сашке… Если там такая же нищета, что и у Павла, останется тридцать четыре румба. А если Сашка живет богато… То придется иметь в виду, что заказчик в Москве. Крутые конторы с должниками обходятся бесцеремонно. Сами-то промеж собой — как скорпионы в банке… Недавно по телевизору сюжетец показали: ухлопали директора издательства, которое выпускало только детские книжки. Павел помнил, как нагло, чуть ли не на виду всего дома, средь бела дня удавили собственным шарфиком книжного торговца, и еще недвусмысленно было продемонстрировано, что именно за долги, хоть и должен-то он был мизерную сумму. Если действительно, лапы тянутся из Москвы, останется только сделать пластическую операцию и рвануть в Бразилию. Тем более там вполне могли отыскаться весьма близкие родственнички. Из туманных намеков бабки, которая по-матери, можно было понять, что дедуля, беспутный гепеушник-гестаповец, осел именно в теплой Бразилии, где в лесах водится много-много обезьян… М-да-а… До Бразилии пришлось бы плыть зайцем в трюме какого-нибудь грузового парохода, а по ночам промышлять рыбной ловлей. Проще рвануть в родные леса. Там до сих пор сыщется десяток охотоведов, которые так запрячут Павла, что никакая мафия не достанет. А если достанет, закон — тайга, прокурор — медведь. Павел и со своим убогим ружьишком мог бы потягаться с их автоматами…

Павел вышел на остановку, огляделся. Народу было немного, вал людей, спешащих с работы домой, сошел на нет. Вечерело, наступал тот час, когда все становится призрачным и настигает особая, осенняя тоска. Да еще на другом конце остановочного павильона сидел щупленький парнишка в детском плащике и невыносимо тоскливо дудел на саксофоне. Руки из рукавов высовывались чуть не по локоть и были тонкими, даже на вид казались слабыми.

Павел присел на лавочку, почти укрывшись за массивной опорой. Хорошо, что павильоны стали строить с этакими монументальными колоннами, будто они не легкую жестяную крышу поддерживают, а, по меньшей мере — твердь небесную.

В который раз он вскричал про себя: — "Гос-споди! Итак, всю жизнь изнахратили тупые, вороватые правители, а тут еще ловкие и наглые, единственные, кому эти правители дали обогатиться с помощью своих дебильных законов, пристукнуть хотят. И, главное, неизвестно за что…"

А может, и правда — ни за что, а просто так? И не стоит голову ломать, искать заказчика? А просто, когда они придут в следующий раз, взять арматурный прут, и всех троих… Я ж, как-никак, на посту. А потом в милиции стоять на своем, что, мол, принял за грабителей, перепугался, вот и бил по чему попало. В крайнем случае, на всякий случай пару — тройку лет условно дадут, зато все кончится.

Павел не додумал мысль до конца, в двух шагах от него на скамейку уселся бомж. Волна такой отвратной вони накрыла Павла, что его затошнило. Но перейти на другое место он не мог, не хотелось, чтобы его стало видно из проезжающих машин. Бомж достал пузырек с чем-то зеленым, а может, пузырек был зеленым, а содержимое — как слеза младенца, отвинтил пробку, задумчиво пососал.

— Скорее бы автобус подошел… — пробормотал Павел, соседство ему шибко не нравилось.

Тихий, безветренный вечер, похоже, был не совсем тих, имели место некие хаотичные подвижки воздуха. Временами Павел мог нормально дышать, вонь сносило куда-то в другую сторону, но не на долго, облако то и дело возвращалось, и Павла каждый раз чуть не выворачивало наизнанку. Как назло весь общественный транспорт, будто в грандиозную пробку угодил.

Саксофон все так же заливался в неизбывной русской тоске. С надеждой глядя вдоль улицы, Павел заметил троих людей, как стало принято говорить в последнее время, кавказской национальности. Хотя, само это выражение должно вызывать хохот у людей, хотя бы чуточку знающих русский язык. Это все равно что сказать — лицо российской национальности, или — лицо американской национальности. Смех, да и только.