Джим Батчер - Отступник

— Это что-то значит, — сказал я.

— Да? — спросил Боб. — И что же?

Я покачал головой.

— Скажу, когда выясню.

Я вернулся в гостиную через люк в полу. Дверь была толстенной. И когда она закрыта, звуки не проникали из лаборатории. Люччио, накаченная наркотиками, спала у меня на диване, лежа на спине без подушки, укрытая тонким одеялом. Ее лицо казалось уставшим, а рот был слегка приоткрыт. Это делало ее уязвимой и гораздо моложе. Молли сидела на одном из кресел, несколько свечей горели рядом. Она читала книгу в мягкой ярко-лиловой обложке, не открывая ее полностью, чтобы не оставить складок на корешке.

Я пошел на кухню и сделал себе сэндвич. Когда я его сделал, подумал, что реально устал от сэндвичей. Может мне следует научится готовить что-то еще.

Я стоял, жуя бутерброд, и Молли присоединилась ко мне.

— Эй, — сказала она приглушенным голосом. — Ты как?

Она помогала мне забинтовывать симпатичные мелкие раны на коже головы, когда я вернулся. Полосы белого бинта вокруг окружали мою голову словно косой, съезжающий нимб. Я чувствовал себя пятым музыкантом на картине Уилларда «Дух 76-го». [12] Арчибальд Мэкнил Уиллард (1836–1918) — американский художник. Участвовал в Гражданской войне. Картина «Дух 76-го» более известна под названием Янки Дудл — Yankee Doodle.

— Все еще непобедим, — ответил я. — Как они?

— Накачаны лекарствами и спят, — сказала она. — Температура Моргана поднялась на пол градуса. Последний мешок с антибиотиками почти пуст.

Я сжал челюсти. Если я не доставлю Моргана в больницу в ближайшее время, он будет таким же мертвым, как если бы его достал Совет или Вонючка.

— Мне положить на него лед? — тревожно спросила Молли.

— Нет, пока температура не поднимется до 38 и такой останется, — сказал я. — Тогда это станет для него опасным. А пока — это допустимо и замедляет инфекцию. — Я уничтожил последний кусочек сандвича. — Звонки?

Она достала листок бумаги.

— Джорджия звонила. Она с Энди.

Я взял бумагу с гримасой. Если бы я не впустил Моргана к себе в дом целую вечность назад, он не остался бы в Чикаго, Вонючка не попросил бы меня найти его, Энди не пострадала бы и Кирби остался жив. А я даже не пытался выяснить как она.

— Как она?

— Они все еще не уверены, — сказала Молли.

Я кивнул.

— Ясно.

— Ты нашел Томаса?

Я покачал головой.

— Полный трындец.

Мыш подошел ко мне, сел и посмотрел беспокойным взглядом.

Она пожевала губу.

— Что ты собираешься делать?

— Я… — Мой голос сорвался. — Не знаю.

Мыш прижался к ноге и посмотрел на меня. Я наклонился, чтобы почесать ему за ухом и сразу пожалел об этом, так как почувствовал сильную боль в висках. Я в спешке выпрямился, морщась и теша себя фантазиями о неделе сна на полу.

Молли посмотрела на меня с беспокойством.

Верно, Гарри. Ты все еще обучаешь свою ученицу. Покажи ей, что чародеи должны делать, а не то, что хочется делать тебе.

Я взглянул на бумагу.

— Ответ неясен, так что мне надо над этим подумать. А пока я думаю, отправлюсь присматривать за Энди.

Молли кивнула.

— Что делать мне?

— Держи оборону. И постарайся связаться со мной в госпитале, если кто-то позвонит или Моргану станет хуже.

Молли серьезно кивнула.

— Я сделаю это.

Я кивнул и взял свои принадлежности и ключ от ролса. Молли подошла к двери для того, чтобы закрыть ее после моего ухода. Я почти вышел из дома, потом остановился. Развернулся к своей ученице.

— Эй.

— Да?

— Спасибо.

Она моргнула.

— Ммм. Но что я сделала?

— Больше, чем думаешь. Больше, чем нужно. — Я наклонился ближе и поцеловал ее в щеку. — Спасибо, Молли.

Она приподняла подбородок и улыбнулась.

— Ну, — сказала она. — Ты выглядишь так жалко. Как я могла не увидеть этого?

Я усмехнулся, но только на секунду, и на ее губах расцвела улыбка.

— Ты знаешь что делать, — сказал я.

Она кивнула.

— Держу глаза открытыми, буду сверхвнимательной и не буду испытывать судьбу.

Я подмигнул ей.

— Ты становишься мудрей, Кузнечик.

Молли начала было что-то говорить, замолчала, помялась с полсекунды, а затем бросилась обнимать меня.

— Будь осторожен, — сказала она. — Хорошо?

Я крепко обнял ее и поцеловал в макушку.

— Держись, детка. Мы справимся.

— Хорошо, — сказала она. — Справимся.

Потом я пошел в чикагскую ночь, раздумывая, возможно ли это.

Я не люблю больницы, но кто их любит? Мне не нравятся чистые прохладные коридоры. Мне не нравятся яркие флуоресцентные лампы. Мне не нравятся тихие спокойные мелодии на телефонах. Я не люблю накрахмаленные простыни, обслуживающий персонал и медсестер. Я не люблю лифты, не люблю успокаивающие цвета на стенах, не люблю то, как тихо и сдержанно разговаривают люди.

Но больше всего я не люблю воспоминания, связанные с ними.

Энди оставалась в интенсивной терапии. Я не мог пройти к ней — как не могли и Билли с Джорджией, если их не вызывали для принятия решений по медицинским вопросам — доверенными лицами они стали несколько лет назад. Стандартные часы посещения давно прошли, но большая часть персонала госпиталя делала поблажки к правилам и искала другие пути для тех, чьи любимые оказывались в интенсивной терапии. Мир сильно изменился за века, но предположительно предсмертные часы уважались.

Билли дал мне доверенность на тот случай, если он будет госпитализирован, а Джорджии для принятия решения поблизости не будет. Мы это не обсуждали, но оба знали, почему он это сделал. Джорджии не оказалась бы рядом только по одной причине — если бы она была мертва — и если бы Билли не мог принять за себя решение, он не хотел шляться вокруг и выяснять, на что похож его мир без нее. Он хотел, чтобы тот, кому он доверял, понимал это.

Билли и Джорджия были одним целым.

Я потратил несколько бесконечных часов в комнате ожидания, она не изменилась с тех пор, когда я был тут в последний раз. В комнате была только Джорджия. Она спала на диване, по-прежнему не снимая очки. Книга, предположительно по психологии, лежала раскрытой на животе.

Я прошел мимо комнаты ожидания и подошел к столу медсестер. Усталая женщина лет тридцати хмуро посмотрела на меня.

— Сэр, — сказала она, — часы посещения давно закончились.

— Я знаю, — проговорил я. Вытащил из кармана блокнот и быстро написал записку. — Я вернусь в комнату ожидания. В следующий раз, когда вы будете проходить мимо палаты мисс Маклин, передайте, пожалуйста, эту записку джентльмену, сидящему около нее.

Медсестра успокоилась и одарила меня усталой улыбкой.

— Конечно. Я сделаю это через несколько минут.

— Спасибо.

Я вернулся в комнату ожидания и сел в кресло. Закрыв глаза, я прислонился головой к стене и дремал, пока не услышал шаги.