Джим Батчер - Отступник

— Все, что я хочу сказать — что в твоей квартире сейчас несколько многолюдно…

— Анастасия, — сказал я, чувствуя, что мое лицо вспыхнуло.

Снова ямочки. Конечно, она просто дразнила меня. В ее состоянии просто необходимо чуть-чуть подождать, прежде чем делать что-то подобное.

— Что это за модель? — спросила она.

— Э-ммм, — сказал я. — Так, это ролс-ройс. Он… Я думаю, он выпущен до Второй Мировой войны…

— Это ролс-ройс Silver Wraith, [11] Серебрянный Призрак. естественно, — послышался голос Лары из-за моей спины. — В этом-то доме? Что же еще здесь может быть-то?

Я посмотрел через плечо, чтобы увидеть Лару Рейт, стоящую в тени дверного проема.

— Очевидно, что у тебя особые требования, — проговорила она. — Ну так я обеспечу тебя достойным авто. Тысяча девятьсот тридцать девятый. — Она скрестила руки, самодовольно, как мне показалось, и сказала: — Вернуть мне с полным баком.

Я наклонил голову к ней в жесте, который не был вполне утвердительным, и пробормотал, как только открыл боковую дверь:

— Кредитному эксперту придется сперва проверить мои финансы. Сколько съедает это чудище, около двух литров за милю?

Анастасия залезла в машину с резким вскриком боли. Я вздрогнул и протянул ей руку, на случай, если она упадет, но она справилась без какой-либо помощи. Я закрыл дверь и увидел Лару, стремительно идущую вперед.

Она сосредоточенно посмотрела на Анастасию, а потом перевела взгляд на меня.

Глаза Лары вспыхнули несколькими бледными оттенками, в то время как ее спелые губы выразили намек на понимание. Когда она смотрела на меня, на ее губах медленно начала появляться улыбка.

Я быстро отвернулся от нее, сел в ролс и завел его. Я не оборачивался до тех пор, пока дом вампиров не остался пятью милями позади нас.

Анастасия позволила проехать мне большую часть дороги, прежде чем посмотрела на меня и сказала:

— Гарри?

— М-м-м? — спросил я.

Управлять ролсом все равно, что управлять танком. Машина с задним приводом и без всяких усилителей руля и тормозов. Этот автомобиль требовал, чтобы я обратил свое внимание на законы физики и обдумывал свои действия наперед, а не ехал как обычно.

— Есть что-нибудь, что ты хотел сказать мне? — спросила она.

— Черт возьми, — пробормотал я.

Она смотрела на меня глазами, которые выглядели много мудрее, чем ее лицо.

— Ты надеялся, что я не слышала Жюстину.

— Да.

— Но я слышала.

Я проехал еще минуту или две, прежде чем спросить:

— Ты уверена?

Она обдумывала это мгновение, затем спросила более мягко:

— Ты уверен, что нет ничего, что бы ты хотел сказать мне?

— Нет ничего, чтобы я хотел рассказать Капитану Люччио, — сказал я.

Это было труднее, чем я предполагал.

Она протянула и положила свою левую руку на мою правую, которая находилась на рычаге переключения передач.

— А что на счет Анастасии? — спросила она.

Я почувствовал, что мои челюсти сжались. Мне потребовалось время, чтобы расслабить их и после этого я спросил:

— У тебя была какая-нибудь семья?

— Да, — ответила она. — Технически.

— Технически?

— Мужчины и женщины, с которыми я росла, которых я знала? Они мертвы на протяжении многих поколений. Их потомки живут по всей Италии, в Греции, и есть некоторые в Алжире, но это не то же самое, что пригласить свою пра-пра-пра-прабабушку на семейное празднование Рождества. Они чужие.

Я хмурился, обдумывая это, и посмотрел на нее.

— Чужие.

Она кивнула.

— Большинство людей не готовы принять такой факт, как продолжительность жизни нашего вида, Гарри. Есть несколько семей — Марта Либерти, например, она живет со своей праправнучкой и ее детьми. Но, в большинстве случаев, это заканчивается ужасно, когда чародеи пытаются оставаться слишком близко к своей родне. — Она склонила голову, изучая повязку. — Я смотрю на них каждые пять или шесть лет, не зная их. Слежу за любым из детей, у которых мог бы развиваться талант.

— Но когда-то у тебя была настоящая семья, — проговорил я.

Вздохнув, она посмотрела в окно.

— О, да. Это было давным-давно.

— Я чуть-чуть помню своего отца. Но я рос сиротой.

Ее передернуло.

— О Боже, Гарри. — Ее пальцы сжали мои. — У тебя никогда не было родных?

— Если бы я нашел кого-нибудь, — сказал я, чувствуя, как ком подкатил к горлу: — Я бы сделал все возможное, чтобы защитить его. Все!

Анастасия выглянула в окно, выпустив гневное шипение.

— Маргарет. Эгоистичная сука.

Я моргнул и посмотрел на нее, чуть не убив нас обоих, практически столкнувшись с проезжающим автомобилем, я кое-как сумел остановить этот монстр ролс вовремя.

— Ты… знала мою мать?

— Все Стражи знали ее, — прошептала Анастасия.

— Она была Стражем?

Немного помолчав, Анастасия покачала головой.

— Ее рассматривали как угрозу Законам Магии.

— Что это значит?

— Это значит, что она делала вещи, балансирующие на грани нарушения Законов, когда только появлялся шанс, — ответила Анастасия. — Она занималась этим все годы ее участия в Совете и агитировала за изменения.

Я сосредоточился на дороге. Это гораздо больше всего, что я когда-либо слышал от любого в Совете про загадочную фигуру той, что дала мне жизнь. Мои ладони вспотели и сердце учащенно билось.

— Какого рода изменения?

— Она была в ярости от того, что Законы магии не имеют ничего общего с добром и злом. Она показала как чародеи могут использовать свои способности для перекачивания денег у людей, чтобы запугать и манипулировать ими, чтобы украсть богатство и имущество, или уничтожить его раз и навсегда, и делать это до тех пор, пока Законам не будут повиноваться. Совет не сделал бы ничего, чтобы остановило их или препятствовало другим следовать примеру. Она хотела реформировать законы Совета, включив в него понятия справедливости и конкретные ограничения по использованию магии.

Я нахмурился.

— Вау. Ну и монстр.

Она медленно выдохнула.

— Можешь представить, что было бы, если бы она воплотила идеи в жизнь?

— Стражи годами несправедливо преследовали бы меня?

Губы Анастасии сжались в линию.

— Стоило Совету применить свод законов о правосудии, как это бы стало бы шагом к использованию этого свода для вмешательства Совета в события, происходящие во внешнем мире.

— Черт возьми, да, — сказал я. — Ты права. Кучка чародеев, пытающихся творить добро в мире, это было бы ужасно.

— Для кого добро? — спросила Анастасия спокойно. — Никто не считает себя несправедливым злодеем. Даже худшие из них. Некоторые из жесточайших тиранов истории были движимы благородными идеалами, или делали выбор, которые они назвали бы — трудный, но необходимый шаг для пользы их народа. Все мы герои своей собственной истории.