Андрей Бондаренко - Метель

От бани до пруда с прорубью было примерно двадцать пять метров нетронутого снега.

– Ура! В атаку! За мной! – азартно закричал Давыдов и, проваливаясь в снег по щиколотку, рванул вперёд. – Пьер, не отставать! Победа будет за нами!

Пётр, стараясь попадать след в след, побежал-запрыгал за приятелем.

«Он, бесспорно, сумасшедший», – предостерёг осторожный и консервативный внутренний голос. – «Других внятных объяснений этому зимнему цирку у меня, просто-напросто, нет. Дворянин, с удовольствием прыгающий после жаркой бани в ледяную прорубь? Умные исторические книги освещают эту животрепещущую тему весьма неохотно. Упоминалось, конечно, что великий Александр Васильевич Суворов обожал классическую русскую баню и всяческие водные процедуры, связанные с холодной водой. Но на этом, пожалуй, и всё…».

Неожиданно мохнатая спина Дениса исчезла из вида, а по ушам ударил громкий вопль, полный ужаса и восторга:

– А-а-а! Мамочки мои! А-а-а!

«Что за чёрт?» – Петька, ничего не понимая, замер на месте. – «Куда же он подевался? Провалился под землю? Нырнул в высокий сугроб? Сослепу сразу и не сообразить…».

– Руку дай! – требовательно раздалось откуда-то снизу. – Хватит уже изображать из себя жирную слепую курицу!

Петька, наклонив голову, увидел прямо перед собой протянутую ладонь, крепко ухватился за неё и помог Давыдову выбраться из воды. Выяснилось, что полынья в пруду была выдолблена (прорублена?) непосредственно у самого берега.

– Т-т-тут об-б-брыв! – стуча зубами от холода, сообщил Денис. – Но н-н-неглуб-б-боко. По г-г-грудь…. Не ут-т-тонешь. Я п-п-пошёл…. Д-д-догоняй!

Ответить Пётр ничего не успел. Так как, получив крепкий пинок под зад, свалился в тёмную холодную воду…

В холодную воду? Нет, это слишком мягкое определение (фраза, описание, термин?) – для того, что он испытал. Вода была бесконечно ледяной и ужасно, убийственно холодной. Сердце испуганно охнуло, попыталось выпрыгнуть – через горло – из груди, а после того, как это не получилось, трусливо спряталось – где-то в области пяток. Уши заложило, как при попадании реактивного самолёта в воздушную яму, а в голове запиликало – мерзко, тоненько и тревожно.

Он кричал, вопил, визжал, причитал, с удивлением понимая, что в его голосе присутствуют и нотки неподдельного, искреннего восторга….

Наконец, посчитав, что шумный спектакль слегка затянулся, Петька с трудом, сорвавшись пару раз обратно в ледяную субстанцию, выбрался на берег. Стоя на четвереньках, он немного потряс, подражая собакам, всеми телесами. То бишь, попытался стряхнуть с себя капли и капельки холодной воды. Потом поднялся на ноги и неуклюжей трусцой припустил к бане, которая представлялась его близорукому зрению тёмно-далёким, сильно размытым пятном.

Упершись в чёрную бревенчатую стену, он повернул налево. Но там, где по его расчётам должна была находиться входная дверь в предбанник, обнаружилось только прямоугольное, очень узкое окошко, забранное в чугунную решётку.

«Значит, надо идти в противоположную сторону!», – совершенно логично решил Пётр, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, торопливо зашагал направо. Повернул за угол и…

– Гав! Гав! Гав! – отчаянно и яростно залаяла-загавкала рыже-бурая собака угрожающих размеров, до предела натягивая длинную железную цепь и с удовольствием демонстрируя острые жёлтые клыки.

Убравшись обратно за угол, Петька устало присел на корточки, прислонился спиной и затылком к бревенчатой стене и, мелко дрожа от холода, затосковал: – «Вот же, блин банный, похоже, что я заплутал! Действительно, жирная и слепая курица, прав Давыдов…. Это же надо было ещё умудриться: так глупо и бездарно заблудиться в чужих далёких Временах, причём, в абсолютно голом виде…. Смех, да и только! Правда, сквозь крокодильи слёзы…».

– Заблудился, милок? – заботливо поинтересовались рядом.

Пётр резко обернулся. Перед ним, тяжело опираясь на чёрный корявый костыль, стоял низенький старичок – оборванный до полной невозможности, совершенно седой, сгорбленный, жалкий. Но, при этом, широко и приветливо улыбающийся.

– Долг-г-гих лет тебе жизни, д-д-дедушка! – поздоровался Петька.

– Надо же, вежливый какой! – по-доброму удивился старик и повторил свой вопрос: – Заблудился, родимый?

– З-з-заплутал, – Пётр согласно помотал головой и, в свою очередь, спросил: – А ты, с-с-старче, кто б-б-будешь?

– Юродивый я, барин. Юродивый…. А тебе, стало быть, надо к бане? То бишь, к её барскому отделению?

– Ага, очень н-н-надо! Н-н-необходимо! Где я с-с-сейчас?

– У ямщицкого склада с запасной конской упряжью, старыми телегами, колёсами разными, овсом и одёжкой…. А банька-то, она там…. Повернись направо, ещё немного, ещё. Хватит! Что видишь?

– Чёрное расплывчатое пятно, – неуверенно ответил Петька. – Отдалённо похожее на большую избу.

– Правильно. Вот на это чёрное пятно и иди! Не ошибёшься. Как раз попадёшь к нужной тебе двери. Входи и парься дальше – со спокойным сердцем…

– С-с-спасибо, д-д-дедушка!

– Не за что! – непонятно вздохнул юродивый. – Иди уже, Странник! Замёрз ведь. Дрожишь, как только что народившийся жеребёнок, – немного помолчав, добавил: – И пусть зрение вернётся к тебе!

Пётр, дрожа всем телом от холода, подбежал к барскому банному отделению, нашарил ручку, рывком распахнул дверь и, рванувшись вперёд, со всего маха ударился лбом о верхнюю перекладину дверной коробки…

Тупая боль, перед глазами замелькали яркие искры всех цветов радуги, сменившиеся полной и безысходной чернотой, в голове что-то громко и противно щёлкнуло несколько раз кряду.

– Что б вас всех! Много раз и извращённо! – матерно ругался Петька, сидя на корточках перед распахнутой дверью. – Если не везёт, так во всём сразу…. Хорошо ещё, что войлочный колпак был на голове. Иначе, и убиться можно было бы запросто…. Так его ещё раз – напоследок!

Ухватившись ладонями за дверную ручку, он с трудом поднялся на ноги, раскрыл глаза и внимательно огляделся вокруг: чёрные бревенчатые стены, низенькая дверь, белый-белый снег, в отдалении – тёмный прямоугольник проруби, в голубом бездонном небе – крохотные точки летящей куда-то вороньей стаи…

– Не понял! Ик! – от нешуточного удивления Пётр даже икнул несколько раз подряд. – Я же всё прекрасно вижу! И на средней дистанции, и вдали! Без всяких очков и линз…. Получается, что близорукости больше нет и в помине? Она исчезла сразу и навсегда? Вылечилась – сама собой? Что же это такое, а? Как там сказал – несколько минут назад – седовласый юродивый? Мол: – «Пусть зрение вернётся к тебе»? Ай, да дедушка-волшебник! Молодец! Надо будет потом обязательно отыскать его и поблагодарить…. А ещё он назвал меня – «Странником»…. К чему бы, интересно? Надо всё это обмозговать – тщательно и без суеты…