Александр Лонс - Химера

— Боже ты мой… как кто-то верно недавно заметил, что была раньше Россия страной читающей, теперь стала страной пишущей. Послушай меня, старик, не делай этого.

— Да знаю я про эту страну… — мой собеседник был так смущен, словно я застал его за каким-то неприличным и крайне постыдным занятием. — Но мне сейчас просто необходимо высказаться на бумаге. Крайне важно.

— «Зрители аплодируют, аплодируют, кончили аплодировать!» Что так? Хочешь прославиться в веках? Или заработать много капиталу? — съязвил я по своей давнишней привычке.

— Да не особо. Просто я боюсь, что никто меня не напечатает.

— Зря боишься. За свои собственные деньги ты сможешь напечатать любой бред. Даже нецензурные стихи издать можешь, и никто тебе не запретит. А вот если желаешь потом получить гонорар за свои труды, то тут обязательно возникнут всяческие проблемы.

— Но я не хочу за свои деньги! Вот тебя печатают за твой счет?

Вообще-то писать тексты я очень не любил. И не люблю до сих пор. Особенно — длинные тексты. Еще с детства самым неприятным занятием мне казались школьные сочинения. Только вот потом с возрастом возникла иная проблема — в голове постепенно скапливались разные истории и не хотели никуда уходить. Ну, не все, конечно. Многие забывались, но были и такие, что не желали покидать память, толклись там, накапливались и, в конце концов, возникала критическая масса, которая выплескивалась наружу мутной волной. В виде текстов, которые, в свою очередь, бывает, что превращались в книги.

— Нет, конечно, зачем за свой счет? Я что, сильно похож на миллионера? Слушай, а с чего это ты сегодня выглядишь, как дерьмо? Серый какой-то, и глаза сонные.

— Да, ерунда. С одногруппниками вчера встречался. Упился до состояния полного абстракционизма. Там еще травку курили, а я такое дело вообще с трудом переношу. Органически не перевариваю.

— А. Тогда, это ладно. О чем хоть книга? Интересная?

— Про меня. Про окружающую действительность. Про жизнь вообще.

— Круто, — сказал я, чтобы изречь хоть что-нибудь похожее на заинтересованность. — Хочешь совет? Дурной и вредный? Не хочешь? Все равно дам. Возьми всю ту боль, ненависть, муть и отчаяние, что иногда (и часто!) поднимаются как тина из глубин сознания, собери в кучу и перенеси на бумагу. Напечатай все это, «издай» тиражом в один экземпляр. Можешь еще туда иллюстрации нарисовать. Будет книжка, и у тебя на душе стразу станет легче. После всего этого сотри все файлы с жесткого диска своего компьютера и вообще со всех носителей, и книжка останется в одном экземпляре. В одном-единственном. Только не размножай ее ни в коем случае — поезжай на дачу и сожги в печке…

Услышав совет сжечь свое сочинение в печке, мой приятель естественно на меня обиделся, и пошел в «Зал Общей Работы [2] Макс Фрай. «Лабиринты Ехо». », как ребята по-литературному называли свой просторный офис. Подумав пару секунд, я отправился следом. В «Зале Общей Работы» в результате перерыва на кофе как раз никто не работал, и был шанс обсудить близкую мне сейчас тему в широком кругу. К тому же пока я трепался со своим коллегой, кофе давным-давно должен был завариться.

— Всем здрас-с-сте, кого еще не видел! — громко сказал я, появляясь в дверях, как подарок. Почти все ребята уже сидели на своих местах, не было только Павла. Наверно это Машенька их предупредила. — Мы тут с Олегом ненароком затронули животрепещущую проблему бытия, и мне стало интересно, суеверный ли вы народ? И как это отражается на состояниях ваших душ?

— Ты к чему? — не поняла меня Машенька. — Кофе уже готов. Сахару достал?

— Достал. Мне для дела необходимо, для работы, — начал растолковывать я, поставив на стол пачку рафинада. — Сначала о приметах, суевериях и вере вообще. Очень надо узнать ваше мнение. Понимаете, ведь никто так и не смог четко разграничить суеверие и веру: где начинается одна и заканчивается другая, а если кто и пытался, то выходило мутно, неубедительно и многословно. В нашей жизни, с ее бешенными информационными потоками и с притоком свежих людей постоянно возникающие новые реалии создают новейшие суеверия. Так, например, на моих глазах возникло поверье, что нельзя выносить помойку после заката солнца. Думаю, что это оттого, что именно в темноте у помоек и мусоропроводов часто тусуются бомжи, алкаши, нарики и прочие маргиналы. А люди они неспокойные, нервные, способные на неприятные поступки. Но это все фигня, есть и более крутые суеверия! Ведь большинство не только не обалдеют знаниями, чтобы понять происходящее, но и не хочет что-либо узнавать. Научное мировоззрение сейчас удел редких одиночек. Это вообще порождает глупые слухи и нелепые идеи.

— Это у тебя, что ли, научное мировоззрение? — удивилась Машенька. — Лично если про меня, то я еще ни разу и не определилась: верить мне или не верить. Были случаи, когда и сбывалось. Но ведь это могло, и, скорее всего, было глупое совпадение. Стечение обстоятельств. А ты-то что хочешь услышать? Кофе сам себе наливай, и вообще не сиди как именинник.

— Ты-то знаешь, что я ни во что не верю, — пояснил я, наливая себе кофе. — Меня волнует настроение масс.

— Да теперь про тебя все уже знают, тоже мне удивил, — пробурчал Олег. — А для меня скорее стоит вопрос: чего в жизни больше — необходимости или случайности? Но я сам ответа не знаю… Еще… Пока.

— Помнится мне кто-то, когда-то говорил: случайность правит миром, — охотно поддержала беседу Машенька. — Да, пожалуй, главное в жизни — необходимость, как в «Трех Королях».

— В каких еще трех королях? Миром правит случайность, — наставительно заявил Олег, — которая является следствием необходимости. Хотя здесь термин «следствие» было бы не совсем корректно использовать, но все же… Раз уж такие слова помянули… Еще бы про любовь вспомнили!

— Случайность, — возразила Машенька, — частный случай закономерности. А насчет суеверий… Суеверия тоже бывают разные. Вот в черных кошек я не очень верю, но некоторые суеверия научно обоснованны. Факт. Вот вы, например, знаете, почему перед сильной грозой часто снятся давно умершие родственники? Есть также примета, что покойные родичи снятся на снег или просто на смену погоды… Причем сбывается часто! Тебе кофе налить? А сколько сахару?

Повисла пауза. Первым не выдержал Олег:

— Машенька, ну не томи, говори! — притворно взмолился он. — Тебе снятся покойные родственники, да? Налей, и кинь три кусочка.

— А мне не снятся, — сказал я. — Вернее снятся, но не родственники, да и к грозе это отношения не имеет.

— Может она идет где-нибудь, но очень-очень далеко-далеко? — с надеждой спросил Олег.

— А перед грозой… — начала было что-то говорить Машенька, размешивая сахар в чашечке, но тут дверь неожиданно открылась, и вошел Павел — наш дизайнер-визуализатор и по совместительству «железник». Вид у него был какой-то встрепанный, даже очки сидели криво. На середине лба красовалась наклейка из пластыря. Все сразу же уставились на него.