Анри Лёвенбрюк - Синдром Коперника

— В самом деле? С чего бы вдруг?

— Ну, я не знаю… Мы ведь ходим к одному психологу.

Она снова прыснула, заразительно, почти по-детски. Дверь захлопнулась за ней.

— При чем тут это?

И то сказать, наверно, я единственный, кто смог бы усмотреть здесь логическую связь. И все же я попытался ей ее изложить:

— Ну, видите ли, я тут подумал: раз вы ходите на прием к Софи Зенати, психологу, второй этаж налево, значит, вам не по себе. А так как я тоже к ней хожу, я и подумал, что мне, выходит, тоже не по себе. Поэтому я подумал, что мы могли бы вместе зайти в кафе. Чтобы нам вместе было не по себе. Когда тебе не по себе, хочется с кем-то поделиться, разве не так?

— Вот оно что. Когда тебе не по себе, пойти в кафе с кем-то, кому тоже не по себе. Потрясающе!

— Ну да. Ведь счастливые люди не спешат делиться своим счастьем.

— А. Получается, вы несчастны?

— Не совсем. У меня dementia praecox.

— А это что такое?

— Я шизофреник.

Она вздернула брови.

— Шизофреник? И вы хотите, чтобы я пошла с вами в кафе? Ничего не скажешь! Вы умеете разговаривать с женщинами!

— Да не то чтобы очень. Это часть моей болезни. Трудности в общении…

На этот раз ее улыбка не казалась насмешливой. Значит, она могла, когда хотела, выглядеть не такой неприступной. Я улыбнулся в ответ:

— А вы несчастны?

Она пожала плечами, оценивающе взглянув на меня.

— Нет, — ответила она наконец, — просто легкая депрессия.

— Сочувствую. Но тут я вас обошел, — заметил я, засунув руки поглубже в карманы. — Шизофрения — это гораздо серьезнее.

— Да уж, нечего сказать, обскакали!

Я увидел, что она снова смеется. А ведь я не такой уж увалень.

— Так вы согласны? Вы даже не представляете, как трудно шизофренику пригласить кого-нибудь в кафе!

Она покачала головой и подняла левую руку. Повернула ее так, чтобы было видно обручальное кольцо.

— Меня ждут.

— Понимаю, — сказал я, опуская глаза. — Извините. Мне не так часто выпадает случай повстречать кого-нибудь, так что здесь, у психолога, я подумал… Забудем об этом. В любом случае, всего хорошего! Наверняка мы еще пересечемся на днях…

— Постойте-ка, — перебила она меня. — Как вас зовут?

Я сглотнул. Изо всех сил я старался не смотреть на тротуар, а держать голову прямо.

— Думаю, меня зовут Виго. А вас?

— Что значит — думаете?

Я с досадой почесал в затылке:

— За последнее время у меня появилась привычка сомневаться во всем, даже в собственном имени. Я уверен только в том, что это имя напечатано в моей чековой книжке… Виго Равель.

— Равель? Как композитор?

— Да. А как вас зовут?

— Аньес.

Я постарался скрыть удивление. Скорее я ожидал услышать арабское имя, во всяком случае что-нибудь экзотическое.

— Очень приятно.

Я протянул ей руку. Она пожала ее с неожиданной мягкостью.

— Хорошо, — вздохнула она, — я согласна зайти с вами в кафе, если вы настаиваете, но предупреждаю, у меня мало времени… Меня и правда ждут.

Я сам себе не верил. Насколько я мог вспомнить, я впервые предложил незнакомой женщине куда-то пойти со мной, и это сработало! И тут же задумался, о чем же с ней говорить. Пригласить ее само по себе уже было подвигом, но теперь придется поддерживать с ней разговор. Я тут же встревожился. Должно быть, она это заметила и дружески хлопнула меня по плечу.

— Вон там есть кафе, где я сижу, когда прихожу слишком рано, — сказала она, указывая рукой.

— Согласен, идемте туда, — пробормотал я.

Мы вместе перешли улицу и устроились на залитой солнцем террасе. Она села первой, а я неловко присел напротив. Я нервничал, и как видно, это ее забавляло.

— А вы правда шизофреник? — спросила она как ни в чем не бывало.

По крайней мере, от одного страха она меня избавила: сама завела разговор.

— Э-э-э, думаю, да, — ответил я. — Как раз сейчас все усложнилось. Как я уже сказал, я вдруг начал сомневаться во всем. Но в целом, да, думаю, что в общих чертах меня можно назвать шизофреником.

— Ах вот как. И что это значит? Время от времени вы принимаете себя за Наполеона, что-то в таком духе?

Я улыбнулся. Ее отличала простодушная открытость, какую сохраняют лишь дети. Или же сходство наших предполагаемых страданий способствовало сближению. И это было приятно.

— Нет, не беспокойтесь. Я не воображаю себя Наполеоном или Рамсесом II. И все же у меня довольно серьезные нарушения, — признался я чуть ли не с гордостью.

— В самом деле? И какие же?

Я заколебался. Это уже походило на допрос. Но в конечном счете я сам заварил эту кашу.

— Я слышу голоса.

— Как Жанна д'Арк?

— Да. Как Жанна д'Арк.

— Понятно, — просто сказала она, словно такое объяснение ее вполне устраивало.

Но мне захотелось рассказать подробнее.

— Временами мне кажется, что то, что я слышу, — мысли людей, но на самом деле, похоже, это только галлюцинации, которые создает мой мозг.

На ее лице отразилось сочувствие.

— Наверное, это очень… очень мешает.

— Да, — признал я. — Сейчас у меня особенно сложный период.

— Я так и поняла, — кивнула она. — Но не лучше ли с такими расстройствами обратиться к психиатру?

— Ну, это длинная история. Я наблюдался у одного психиатра, но не видел его с самого теракта 8 августа… Сам не знаю, правда ли это, но думаю, что я был там во время взрыва. С тех пор все в моей жизни пошло наперекосяк…

В это время к нам подошел официант в своей черно-белой форме.

— Добрый день, мадам, месье.

Аньес дружески кивнула ему. Она была здесь своей.

— Что вы желаете?

— Кофе, — заказала она.

— Два, — подтвердил я.

— Два эспрессо, сию минуту, — ответил официант, прежде чем скрыться.

Я смотрел на него с улыбкой. В таких живых карикатурах для меня есть что-то успокоительное. Подобные персонажи — словно неопровержимые доказательства реальности.

— А вы? — спросил я, подвигая кресло к столику. — В чем причина вашей… легкой депрессии?

Она нахмурилась. Передо мной снова было настороженное лицо, как тогда, в приемной.

— Ничего особенного. Я немного циклотимичка. Усталость, неурядицы в супружеской жизни, все в таком духе… Кроме того… Профессия у меня… тяжелая. Утомительная. Такие депрессии — не редкость у людей моей профессии.

Учительница. Я уверился, что она учительница. Узнал в ее глазах страшную усталость, утрату иллюзий и вопреки всему этому — нежелание сдаваться. Должно быть, преподает где-нибудь в неблагополучном квартале. В Зоне приоритетного воспитания, как они это называют. Одно из современных гетто, порождаемых обществом. Для шизофреников придумали принудительную госпитализацию; для бедных кварталов — приоритетное воспитание. Что же, я в хорошей компании.

— А что у вас не заладилось сначала? — спросил я. — Работа или супружеская жизнь?