Игорь Исайчев - Чужая дуэль

– Все по Прохоровскому сынку? – внутренне напрягся я.

– Ну, по нему-то в первую очередь. Да и вообще по всем нераскрытым убийствам холку мылить. Таким макаром как бы самому в городовых не очутиться.

– Слушай Петя, так у тебя что, совсем глухо? – я подпустил в сочувствия голос.

– Глуше не бывает. Ни одной зацепки, – окончательно скис околоточный.

Я в задумчивости прищурился на него:

– Давай-ка так. Мне сегодня с рыжим дай Бог разобраться, а завтра… А завтра ты мне дай полистать материалы по этим убийствам. Глядишь, свежим глазом, может, что и высмотрю.

– Так ты это, правда что ли, в сыске понимаешь? – с неподдельным изумлением вылупился на меня Селиверстов.

Я усмехнулся, выдержал паузу, потом подошел к нему вплотную и зашептал в ухо:

– Понимаю, Петя, еще как понимаю. И даже больше, чем ты можешь себе представить. Ты что же, думаешь, Прохоров меня за красивые глаза нанял?

Селиверстов, обхватив голову руками, тяжело задумался, упершись невидящим взглядом в стол, потом поднял похолодевшие глаза на меня.

– Хорошо. Мне деваться некуда. На волоске подвешен и готов хоть от черта помощь принять. Только имей ввиду, – он запнулся, какое-то время собирался духом, и дрогнувшим голосом продолжил: – Как только я покажу тебе материалы следствия, сразу совершу должностное преступление. Проговоришься кому, и мне сразу конец. Тут уже не разжалованием пахнет, а каторгой… Это раз… А два, если что-то накопаешь, то никаких самостоятельных шагов предпринимать не будешь. Это условие обязательное. И ты мне дашь слово чести, что его соблюдешь.

Я отечески похлопал околоточного по плечу.

– Трепаться о нашей договоренности, Петя, не в моих интересах. Предпринять что-то самостоятельное, тем более. Несмотря на высокого покровителя, я лицо частное, то есть руки у меня коротки. Нам в самый раз в паре поработать. Помочь друг другу. Посему все условия твои принимаются… Нет, конечно, если хочешь, могу поклясться, – я демонстративно оглянулся. – На чем там у вас божатся? На кресте, на библии?

Селиверстов примирительно махнул рукой, оттаивая.

– Да ладно, брось. Я тебе и так верю. Сердцем чую, – он постучал кулаком по левой стороне груди, – Искренне говоришь.

Я отвернулся к окну и перевел дух. На первых порах вроде все складывалось удачно. Мне без особых проблем удалось найти решение задачи, как оперативно добраться до материалов, находящихся в распоряжении полиции.

Не разреши я этот вопрос, пришлось бы потратить уйму времени на сбор первоначальной информации. А интуиция подсказывала, что раскачиваться-то мне как раз и некогда…

Не прошло и получаса, как Никодим соизволил привести Стахова. На свету Андрюшина физиономия производила потрясающее впечатление. Уже успевшие позеленеть синяки делали его похожими на обросшего рыжей бородой индейца в боевой раскраске. Я даже порадовался своей предусмотрительности по поводу закрытого экипажа.

Стахов же, переминаясь у входа, тискал в руках потертый малахай и исподлобья мрачно зыркал по сторонам. Набравшись смелости, заканючил, обращаясь к околоточному:

– Барин, сколь еще в каталажке держать будешь, а? Уши без табака пухнут. Клопы всю кровь выпили. Безвинно мучения принимаю. Истинный Бог, – он троекратно перекрестился. – Без вины. Грех тебе, барин.

– Стахов, не дерзи, – миролюбиво отозвался Селиверстов, раскачиваясь на задних ножках стула. – Кто в непотребном виде по улице шатался? Кто драку затеял, а? Это ж, до какого состояния надо было нажраться, – околоточный, посмеиваясь, повернулся ко мне, – чтобы к первому в округе кулачному бойцу прицепиться? Тот от подобной наглости настолько опешил, что даже умудрился плюху пропустить. Так до сих пор фингалом и светит.

– Ага, – тут же откликнулся Андрюха, – он то тока с одним фингалом, а у меня вона до сих пор рожа как подушка. Еще не известно, кто из нас больше потерпел. Однако он то по свободе гуляет, а я вона в неволе маюсь.

– Ух, и надоел ты мне, Стахов, хуже горькой редьки – как от мухи отмахнулся от него Селиверстов. – Уже не маешься. Вернее, маешься, но не у меня, – это околоточный решил подыграть, догадываясь, зачем мне понадобился рыжий обормот. – Тебя забирает господин Исаков, и делает с тобой все, что захочет. Ясно?

Я не стал дожидаться, пока до Андрюхи дойдет смысл происходящего, ухватил его за ворот и потащил на выход, свободной рукой помахав на прощанье Селиверстову…

Устроившись на жесткой скамейке напротив меня, рыжий напряженно поинтересовался:

– А тебе-то, барин, на что я сдался?

И нарвался на грубость в ответ:

– Заткнись, и рта без разрешения не смей раскрывать!

Не ожидавший такого поворота Андрюха, съежился, не смея поднять глаз. А я, удовлетворенный мелкой местью за пережитый при нашей первой встрече стресс, направил кучера в поля, подальше от любопытных глаз.

Склонить Стахова к сотрудничеству особого труда не составило. Уже распростившись с жизнью, он готов был мне пятки лизать, а не то, что информацию добывать. Особенно после того, как я непрозрачно намекнул о готовности платить за особо интересные сведения.

Мне, конечно, пришлось немало потрудиться, вдалбливая в рыжую башку нужные мне установки, элементарные основы конспирации и способы экстренной связи. Когда Стахов, наконец, более-менее взял в толк, чего от него хотят, я все же не удержался, и напоследок спросил:

– Слушай, сердешный, а какого ж ты хрена к кузнецу-то полез? Лень было на самого себя руки наложить? Посторонняя помощь потребовалась?

Андрюха насупился и неохотно пробурчал:

– Долгая история.

Вроде, какое мне, в сущности, было дело до пьяных приключений какого-то мелкого уголовника, но в сердце сидела, не давая покоя, тоненькая иголочка. Не рискнув проигнорировать сигналы интуиции, я удобнее устроился на жесткой скамейке и хлопнул новоиспеченного агента по колену:

– Ты куда-нибудь торопишься?

Стахов отрицательно мотнул головой.

– Вот и я нет. Поэтому, давай-ка, рассказывай.

Рыжий еще какое-то время ломался, но я был неумолим, и как оказалось, не зря.

Из повествования Андрюхи выходило, что в тот день, когда я провалился во временную дыру, он с компанией пировал в одном из притонов близь посада Колпино. Пропивали добычу, украденную через подкоп из лабаза в столичном предместье.

Когда веселье было в самом разгаре, неизвестно откуда взявшийся незнакомец в засаленном черном балахоне и натянутой на глаза драной шляпе толкнул Андрюху под локоть, и он окатил себя вином из кружки. Уже изрядно подвыпивший Стахов возмутился и попытался ударить наглеца, но тот ловко увернувшись, выскочил за дверь. Андрюха сгоряча бросился за ним, и был остановлен больно упершимся в шею лезвием мясницкого тесака.