Сьюзан Маклеод - Сладкий запах крови

Однако он перестал издеваться, когда крошечные черные жемчужинки приворотного заклятия — того самого, которое я вытянула из розового браслета констебля Кудряшки, — поймали его в сети моего Очарования.

Я придержала Графа на самом краю, позволила ему насыщаться, пока сердце у меня не начало пропускать удары и не остановилось, а живот не подвело от голода, пока я не почувствовала, как просыпается во мне Роза со своей жаждой крови. И я оттолкнула Графа.

Он замер, словно в трансе, глядя на меня с тупым обожанием — лицо его ничего не выражало, в бледно-голубых глазах мерцали золотые искры.

А вдруг кровные узы будут связывать меня и в другом теле, вдруг у меня ничего не выйдет?

Отбросив сомнения, я измазала ладонь в последних капельках крови, просочившихся из ранок на шее. Молясь всем богам на свете — лишь бы хоть кто-нибудь услышал, — я размазала кровь по татуировке на бедре.

Тело окутал алый туман.

Приворот раскололся и испарился.

Я оглядела свою молочно-белую кожу, отбросила за плечо длинные черные кудри и облизнула клыки.

Граф вытаращил глаза...

Я ему улыбнулась.

...И он все понял.

Я ударила его кулаком в грудь.

И вырвала ему сердце.

Я стискивала в руке сердце Графа, пока не почувствовала, что жизнь покинула его. Я отошла подальше, чтобы на сердце не попала кровь, хлынувшая из трупа, — целиком и полностью моя кровь, между прочим, — а потом осторожно положила сердце на голубой пол. Тело альтер-вамп деятельно принялось за самоисцеление, поэтому меня била дрожь. Я посмотрела на экраны. Они были черные и пустые, а судя по тишине, надо мной по-прежнему переливался волшебный купол, хотя я его уже не чувствовала. Я повернулась на триста шестьдесят градусов и внимательно осмотрела пустую арену.

Тони нигде не было.

Граф уже мертв, но Тони жива, а у Тони в голове формула чар. Дело еще не закончено.

Тут я почувствовала целый букет: настороженность, легчайший аромат пряностей, страх, предвкушение и еще какие-то смутные ощущения где-то в груди.

Малик аль-Хан.

Он глядел на меня, скрывшись в тени, только никакой тени под куполом не было и быть не могло — от прожекторов было светло, как днем.

Мое умолкшее сердце стукнуло один раз.

— Ведьму ты не получишь!

Мой крик многократно отдался в воздухе.

Вокруг меня заплясал ветерок, играя длинными черными локонами.

— Я знаю, что ты здесь! — снова закричала я. — Можешь брать что хочешь, кроме ведьмы!

По обнаженной коже словно бы скользнул мягкий шелк.

— Малик аль-Хан! — Я раскинула руки, открываясь перед ним. — Давай все уладим!

— Роза... — прошептал его голос у меня за спиной. Я пригнулась и обернулась, ожидая его увидеть. Его не было.

— Или Женевьева?.. — Голос снова послышался у меня за спиной.

Я выпрямилась и медленно повернулась, облизывая клыки.

Он стоял совсем неподвижно, длинное кожаное пальто подметало пол. От горла до ремня кожаных штанов, низко сидевших на бедрах, тянулась полоса бледной плоти. Темный шелк волос ярко блестел под прожекторами. На меня в упор смотрели непроницаемые обсидианово-черные глаза.

В нескольких футах у него за спиной стояла Тони — все еще с пустым, замороченным лицом.

— Как ты думаешь, что мне нужно? — мягко спросил Малик.

— Я, — спокойно ответила я. Ничем не выдала маленькой девочки, горько рыдавшей внутри меня. — Тебе нужно, чтобы я согласилась вернуться вместе с тобой.

Длинные изящные пальцы убрали со лба прядь волос, глаза по-прежнему изучали меня.

— Ты продаешь себя за то, чтобы уничтожить чары?

— Ну, если ты так ставишь вопрос, — проговорила я, — то да, и не задумываясь.

В некотором смысле мне было все равно. Игра, так или иначе, закончена. Я бегала и пряталась с четырнадцати лет, но всегда знала, что когда-нибудь мой принц найдет меня, и тогда кто-нибудь придет и заберет меня к нему. А уничтожение чар — это ложка меда, чтобы хоть немного подсластить пилюлю.

— Если ты этого хочешь... — Малик повернулся и поманил к себе Тони.

Она подошла и встала рядом с ним, солнечно улыбаясь.

— Сама видишь. — Он взял ее руку и протянул мне, словно подарок. — Чар больше нет.

Я нахмурилась — у меня возникли нехорошие подозрения. Взяла Тони за подбородок. Ее улыбка не изменилась. Я протолкнулась к ней в сознание... и ничего не обнаружила. Ни перепутанной сети мыслей, ни морока — просто ничего. Разум ее покинул. Она уже никогда никому ничего не расскажет. От потрясения сердце у меня снова забилось. Малик не просто стер ей память, он начисто уничтожил ее личность. Меня затошнило при мысли о том, что он оказался способен на такое, что такое вообще возможно. Он прикоснулся к ее плечу, и она ушла куда-то под купол.

Тони хотела обречь меня и всех остальных фей — всех, кого только могли заполучить вампиры, — на вечное рабство.

Чар больше нет.

Тошнота отпустила, и меня окатило теплой волной облегчения.

Чар больше нет.

Малику придется силой тащить меня обратно, и я пальцем не пошевелю, чтобы облегчить ему задачу.

Я улыбнулась ему, показала клыки:

— Кажется, тебе нечего больше предъявить для торга.

— А как же Роза?

Вот нелегкая!

Вечно что-нибудь да остается. Он хотел уничтожить тело Розы, чтобы спасти ее душу от демона, которым она была одержима, только это был не демон, а я. Неужели он по-прежнему этого хочет, даже теперь, когда он знает, что это я иногда забиралась в ее тело? Я пожала плечами:

— А что Роза?

Он махнул рукой в сторону трупа Графа:

— Это было... неожиданно. — Подошел ко мне, протянул руку. Перламутровая рукоять кинжала сверкнула. — Как и вот это, Женевьева.

Я не шелохнулась.

— Сдается мне, ты влип, — заметила я с притворным сочувствием. — Ты же не можешь убить это тело, не убив заодно и меня. Очередная версия истории про курицу, которая несет золотые яйца.

Малик щелчком выпустил лезвие и прижал острый кончик к моей груди. Серебро жгло кожу.

— Почему бы не отобрать обе твои жизни? — спросил Малик, опустив ресницы и изогнув губы в лукавой усмешке.

— Ладно тебе, Малик, хватит дурака валять! — Я вздернула подбородок. — Я была маленькая девочка. Маленькие девочки — маленькие, а не глупые. Может быть, лица твоего я и не видела, но руки узнаю.

«Хватило бы и одного прикосновения», — добавила я про себя, хотя ни за что не призналась бы в этом никому, даже себе, даже в вещем сне.

— Просто удивительно, что он так долго тянул, прежде чем отправить тебя за мной.

— Разумеется, ты права. — Малик опустил нож — теперь клинок упирался мне под ребра.

— Приятно, что этот маньяк-убийца меня не забыл, — заметила я, не показывая виду, как мне страшно.

— Он приказал мне доставить тебя к нему еще десять лет назад, — вздохнул Малик, и у меня от этого вздоха защемило сердце. — А я его не послушался. — Кончик клинка вдавился мне в кожу.