Джозеф Финдер - Дьявольская сила

Вздохнув поглубже, я решил осмотреться. Дом окружает густой виргинский лес, в нем деревья с кустами и всякая живность вроде белок да бурундуков, быстро снующих там и сям, вверх и вниз по ограде, и…

Опрометью кинулся я к ограде и, ухватившись за горизонтальную балку, полез наверх, на острые пики. Там, поколебавшись секунду-другую, показавшиеся мне вечностью, схватился прямо за остроконечные верхушки ограды и… ощутил холод твердого чугуна. Нет. К ограде ток не подключен. Если бы был ток, белки и бурундуки не резвились бы на ней, так ведь? Попробуй, порезвись под током. Я осторожно, стараясь не зацепиться и не оцарапаться, перекинул через ограду ноги и спрыгнул по ту сторону на рыхлую, покрытую травой землю — и был таков.

А позади меня остался тот залитый светом особняк, вспышки сигнальных огней, крики и гам, тревожившие ночную темень.

Я помчался что было духу, не разбирая дороги и слыша позади себя крики и топот ног преследователей, но они находились по ту сторону ограды. Я понял, что оторвался от них.

Я бежал, морщась от боли и ругаясь вслух, но не сворачивая в сторону. Наконец показалась дорога, и я оказался у развилки, где, помню, мы проезжали, когда ехали в особняк. И вот уже я мчусь по темной узкой дороге, и вдруг впереди ярко засветились автомобильные фары. Машина, я заметил, что это была «хонда-аккорд», ехала не так чтобы уж очень быстро, но и не медленно, я решил было «проголосовать», но все же поостерегся. Автомашина появилась на главной дороге, а мне надо было быть настороже. И вот пока я приближался к ней, фары вдруг вспыхнули ослепительным «дальним светом», и тут же позади вспыхнули фары другой автомашины, и я, по сути, оказался освещенным двумя машинами сразу — «хонда» светила спереди, а какой-то американский автомобиль — сзади.

Я завертелся, не зная, куда бежать, а машины быстро стали приближаться сразу с двух сторон, а потом, как по команде, из темноты вынырнули еще две, завизжав тормозами рядом с первыми.

Четыре пары фар сразу ослепили меня, и я закрутился как волчок, пытаясь вырваться из-под лучей яркого света, но бежать было некуда, а потом из одной автомашины раздался громкий голос, эхом отдавшийся в ночной темноте.

— Блестящий побег, Бен, — громко говорил Тоби. — Ты, как всегда, на высоте. Ну давай, садись ко мне, пожалуйста.

Меня со всех сторон окружили какие-то люди, нацелив пистолеты, и я нехотя положил «рюгер».

Тоби сидел на заднем сиденье машины, подъехавшей последней. Говорил он, опустив боковое стекло.

— Дико извиняюсь, — спокойно произнес он. — Но все равно, побег был просто великолепен.

Меня привезли на простой служебной машине, темно-синем седане марки «крайслер», в Кристал-Сити, в штате Вирджиния. Там мы въехали прямо в подземный гараж неприметного служебного здания без всяких вывесок и табличек. Я знал, что у ЦРУ есть несколько домов в Кристал-Сити и его окрестностях, этот, несомненно, тоже был одним из них.

До лифта и седьмого этажа меня сопровождал шофер, дальше он повел меня по длинному коридору, стены которого были окрашены в желтовато-коричневый цвет, как принято во всех правительственных учреждениях. Меня привели в комнату номер 706, выкрашенную в темный, неровный, напоминавший замерзшее ночное окно цвет. Там нас встретил дежурный референт и провел во внутренние помещения, где представил бородатому невропатологу, по виду индийцу лет сорока, назвавшемуся доктором Санья Мехта.

Без сомнения, вам любопытно, пытался ли я прочесть мысли сопровождавшего меня шофера или людей, мимо которых проходил по коридору. Отвечу сразу: да, пытался. Шофер был тоже из ЦРУ, да и одет был в такую же униформу, что и тот водитель, который привез меня в особняк. Но от него я не узнал ничего. Самое большее, что мне удалось узнать, пока шел по коридору, это то, что здание действительно принадлежит Центральному разведуправлению и используется для научно-технических работ.

С доктором Мехта получилось все наоборот. Не успел я поздороваться с ним, как прочитал его немой вопрос: «Можете ли вы слышать мои мысли?»

Поколебавшись немного и решив больше не прикидываться простачком, я громко ответил:

— Да, могу.

Он жестом пригласил меня присесть и мысленно спросил: «А мысли других людей вы тоже можете слышать?»

— Нет, — начал я объяснять. — Только тех людей, которые…

«Только мысли, имеющие характерные особенности. Скажем, те, которые возникают под влиянием сильных переживаний, верно?» — услышал я.

Улыбнувшись, я согласно кивнул.

Затем я услышал какую-то фразу на незнакомом языке и предположил, что она выражена на одном из языков Индии.

Тут доктор Мехта впервые заговорил:

— На хинди вы ведь не говорите? Не так ли, мистер Эллисон?

По-английски он говорил как истинный англичанин.

— Нет, не говорю.

— Ну а я двуязычный, что означает, что свободно думаю и говорю на хинди и по-английски. Так вы сказали мне, что не понимаете мои мысли, выраженные на хинди? А вы слышите их? Верно ли?

— Верно.

— Но, разумеется, не все мои мысли, — продолжал он. — За минувшие пару минут я кое о чем подумал на хинди и на английском. У меня возникли, наверное, сотни разных мыслей, если так можно назвать поток всяких идей. Но вы можете различать лишь те из них, которые я продумываю с большим напряжением.

— Полагаю, что так оно и есть.

— Не можете ли пересесть сюда на минутку?

Я снова согласно кивнул.

Он встал из-за стола и вышел из комнаты, затворив за собой дверь.

Я сел на его место и внимательно оглядел стоящую на столе коллекцию пластмассовых сувенирных пресс-папье, установленных так, что они обрушатся, если их качнуть, и вскоре услышал другие мысли. Голос был женский, высокий и с болью: «Они убили мужа… Убили Джека. О Боже мой. Они убили Джека».

Минуту спустя доктор Мехта вернулся.

— Ну как? — спросил он.

— Я слышал голос, — ответил я.

— Чей?

— Женский. Она думала, что ее мужа убили. Мужа зовут Джек.

Шумно вздохнув, доктор Мехта медленно покачал головой и спросил:

— Ну как?

— Что как?

— Вы больше ничего не слышали, кроме этих мыслей, не так ли?

Он придал слову «слышать» то же значение, какое и я имел мысленно в виду.

— Все было тихо.

— Вот. Но до того были и другие мысли — тут вы правы. Интересно, очень интересно. Я допустил бы, что вы улавливаете горе, страдание. Но вы не распознаете переживания, чувства. Похоже, что слышите только описательные мысли, выраженные в словах, верно?

— Да, верно.

— Ну а можете рассказать точно, что слышали?

Я повторил то, что слышал.

— Так и было, — подтвердил он. — Великолепно. А как вы отличаете голос человека от услышанных мыслей?

— Ну… тембры разные, звучат они по-разному, — пытался я объяснить. — Все равно что фразу сказать — это одно, а прошептать — другое. Или… похоже на то, когда мысленно вспоминаешь разговор со всеми модуляциями, интонациями и прочими атрибутами. Я воспринимаю слова, произнесенные голосом, совсем по-другому, нежели мысленные слова.