Анатолий Жаренов - Парадокс великого Пта

– Ничего не понимаю, – жалобно сказала Маша. – Что ты хочешь объяснить?

– Да все, что происходило с тобой тогда. Твои двойники повторяли все, что ты делала. Не обязательно в тот именно день. Понимаешь? В течение всей жизни. Но они обязательно должны были повторять твои действия…

Маша недоуменно взглянула на него.

– Подожди, – сказала она. – Надо вспомнить все. Действительно. К крану я тогда подходила… Да, да… А девочка?.. Луг… Ну, луг я помню, допустим. А стекло? Ой!.. И стекло помню… Девочка, то есть я, спрашивала, почему я за стеклом сижу. Мы были с отцом в зоопарке. Там чистили большой стеклянный… Как он называется? Вольер для змей, что ли? И я спрашивала женщину через стекло… Но что сей сон значит?

– Да то, – сказал Лагутин, – что в поле памятрона можно видеть не только галлюцинации. Оно способно проецировать в пространстве определенные образы, реальные, так сказать.

– Но это же страшно…

– Страшно, пока мы не понимаем, не проникли в механизм. Я вот еще думаю об этом эсэсовце. Он вел себя как любознательный дурак. Ползал возле потрясающих вещей и не догадывался даже, что за ними стоит. Дальше «фиолетовой чумы» его мышление не могло проникнуть.

– А твое? Проникло?

– Не так быстро, – сказал Лагутин. – Однако кое-что и сейчас можно вообразить.

– Что же?

– До сих пор мы знали, что добиться изменения видовых признаков организма можно, во-первых, путем гибридизации, а во-вторых, облучая половые клетки. Теперь мы видим, что есть третий путь.

– Зачем? Это же ужасно! Об этом нельзя спокойно рассуждать.

– Напрасно. Конечно, когда такое открытие находится в руках Хенгенау и ему подобных, которые видят в нем только средство массового уничтожения, – это страшно. Но представь себе на минуту такую картину. Наши селекционеры уже давно работают над проблемой продвижения теплолюбивых культур на север. Результаты пока малообещающие. Апельсины в вологодских садах еще не растут. Но вот в яблоневый сад в день сбора урожая приезжает человек. В руках у него… Впрочем, стоп! Я не знаю, что у него в руках. Да это, собственно, и неважно. Мы рассуждаем пока отвлеченно. Словом, что-то у него в руках есть. И с помощью этого «что-то» человек превращает яблоки в апельсины. Или в лимоны. Или, если хочешь, в картошку.

Мы перестанем зависеть от природы. Мы в любой момент можем получить из болотной осоки сахарный тростник. Мы навсегда забудем о таких словах, как «неурожай» и «бескормица». Мы в любых масштабах сможем регулировать производство мяса, яиц, шерсти. Да что говорить! Открываются такие колоссальные возможности, что сейчас еще и представить себе нельзя всех последствий. Я привел тебе жалкие примеры. Воображение пока не в силах подсказать мне большего. Я просто подумал о первых шагах. Это как в сказке…

– Чем дальше, тем страшней, – улыбнулась Маша.

– Нет, – серьезно сказал Лагутин. – Водородная бомба была изобретена раньше термоядерного реактора. Фиолетовые обезьяны вынырнули из сельвы тоже в качестве сеятелей смерти. Но они же явились предвестниками, они вынесли на своих плечах и жизнь. Тут все зависит от точки зрения. Бомба и реактор – это два полюса. Компасная стрелка науки бесстрастно указывает на оба. Долг ученого – сделать выбор. И он делает его в зависимости от своего мировоззрения. Кроме того, уничтожать легче, чем созидать. Этим, по-видимому, и объясняется, что развитие средств истребления всегда опережает развитие средств защиты.

– Ты увлекся и забыл, что мы еще ничего не знаем. Сказка про оборотней, или «эффект Хенгенау», называй как угодно, далека от нас, как небо от земли.

– Ты не права, – возразил Лагутин. – Помнишь, я тебе говорил, что кто-то идет тем же путем, что и мы. Тогда я еще не улавливал связи. Было накоплено слишком мало фактов, чтобы рассуждать о них.

– А что изменилось с тех пор?

– Да вот хотя бы побочные явления, о которых пишет этот эсэсовец. Я понял, что ему мешало. Наследственная память. Он нашел способ внедряться в живую клетку, ломать по своему произволу генетический код и направлять развитие этой клетки в нужное ему русло. Говоря проще, он воплотил в жизнь сказку об оборотнях, но при этом столкнулся с непонятным ему сопротивлением клеток. Сплошь и рядом организмы ему не подчинялись. Почему, спрашивается? Да потому, что он не учитывал наследственной памяти или не мог ее подавить. Он вторгся в глубинные процессы строительства белка. Но дальше не пошел. Дальнейшее он предоставил самой природе, надеясь на законы эволюции. Он полагал, что овладел этими законами или, на худой конец, правильно их понимал. И в этом его ошибка. Или глубокое заблуждение. Не знаю. Он считал, что стоит сломать некий механизм, как организм сразу соскочит вниз по лестнице эволюции. А лестницы-то и не оказалось. Перед ним разверзлась пропасть. Из нее полезли фиолетовые существа. Он понял, что реакция неуправляема. Вот место, где он пишет про это.

– Я помню. Но ты только что говорил обратное. Про яблоки и апельсины.

– Когда я говорил об этом, то имел в виду, что мы научимся управлять реакцией. Противоречия тут нет. Фокус в том, что мы еще крайне мало знаем об эволюции жизни. Мы прослеживаем действие ее закономерностей на исторически незначительном отрезке времени. Наука пока еще не в состоянии ответить на ряд вопросов, возникающих при исследовании событий, происшедших на Земле. Почему, например, век бронтозавров кончился так внезапно? Наивно теперь объяснять это изменениями климата на планете. Можно считать доказанным, что гигантские земноводные вымерли именно внезапно. Сейчас найдены громадные кладбища, где, как говорится, смешалось все: и кони и люди. Вероятнее всего предположить, что произошла некая катастрофа, положившая конец существованию рептилий. В то же время до сей поры живет и процветает лохнесское чудовище, которое является ни больше ни меньше как самым рядовым ихтиозавром. Представим себе, что когда-то ему чудом удалось избежать судьбы своих сородичей. Что же, оно так с тех пор и живет в озере на севере Шотландии? Живет и здравствует миллионы лет в единственном экземпляре? Это нонсенс! Значит, оно не одно, значит, оно размножается? Тогда почему озеро Лох-Несс не кишит этими чудовищами? Опять загадка.

Я не собираюсь строить на этот счет гипотезы. Я хочу только продемонстрировать этим примером, как мало мы знаем о законах эволюции. А сколько подобных примеров? Происхождение рас? Темное пятно. Гигантопитеки? Большущий знак вопроса. Сам человек?..

Лагутин замолчал. Маша задумчиво смотрела на него. На эту тему они говорили часто, много спорили. В институте взгляды Лагутина не пользовались популярностью. Правда, в последние дни, особенно после происшествия с памятроном, их лаборатория оказалась в центре внимания. От фактов нельзя было просто отмахнуться. Одно дело – точка зрения на эволюцию и наследственную память. И совсем другое – создаваемое памятроном поле, в котором Маша встретилась сама с собой во множественном числе. Понять это было невозможно. Так, по крайней мере, казалось Маше. А Лагутин пытался. И не только понять, но и объяснить.