Борис Руденко - Проект «Статис»

— Экономические, — машинально поправил Левзин. — Финансовые…

Он вновь пристально смотрел на мышь в золотистой клетке.

— Она пошевелилась! — воскликнул он. — У нее чуть-чуть изменилось положение хвоста!

— Естественно, — кивнул Пермяков. — За несколько секунд любая мышь успевает совершить очень много движений. Ведь она не спит. Она просто живет в ином темпе времени.

Медленно, но перед Левзиным все же начал открываться смысл того, что он сейчас видел. Истинный, настоящий смысл, который был недоступен Пермякову.

— Полагаю, ваш эксперимент требует очень большого количества энергии? — спросил он.

— Почти совсем не требует, — с удовольствием ответил Пермяков. Кажется, именно этого вопроса он ждал с самого начала. — Устройство работает по принципу волчка. Нужен некоторый начальный импульс — его величина и определяет протяженность, условно говоря, перемещения в будущее. В принципе прибор можно смонтировать даже в обыкновенной квартире. Наш волчок постепенно останавливается, а внутренний и внешний темп времени сравниваются.

— А если эксперимент прервать прямо сейчас?

— Представьте себе, что ваше сердце вдруг начало сокращаться с частотой сто двадцать ударов в секунду. Произойдет своего рода темпоральный удар. Результатом будет мгновенный разрыв сосудов. Мышь немедленно погибнет. Хотите в этом убедиться? — Пермяков сделал движение к приборной доске.

— Не нужно, — поспешил остановить его Левзин. — Думаю, что вы уже экспериментировали в этом направлении.

— Я обязан был проверить все варианты, — пожал плечами Пермяков.

— Забавно, — сказал Левзин. — Действительно забавно. Что ж, спасибо. Очень приятно было с вами повидаться. К сожалению, мне уже пора. Я вам обязательно позвоню… Кстати, насколько широк круг тех, кто посвящен в этот эксперимент?

— Изобретение пока не прошло процедуру патентования, — ответил Пермяков. — Естественно, пока я его не афиширую.

— Но меня-то вы пригласили? Пермяков вздохнул и широко развел руки.

— Вы — другое дело. Не стану скрывать меркантильного интереса. Ваша поддержка отечественной науки известна достаточно широко. Впрочем, я ни на чем не настаиваю. Можете считать ваш визит просто экскурсией.

— Я вам позвоню очень скоро, — пообещал Левзин. — Возможно, я сумею чем-нибудь вам помочь… я имею в виду вашему институту. Благодарю, мне было очень интересно…

С того дня он встречался с Пермяковым еще несколько раз, внимательно присматриваясь, прощупывая его, и никогда тот не начинал разговора о своей установке первым. Он вообще не упоминал о ней, не получив вопроса собеседника — будто в самом деле был полностью равнодушен к результатам собственной работы, — и Левзина это злило. Он подозревал здесь какую-то игру, смысла которой не мог понять. Это было похоже на фехтование через непрозрачную занавесь или на партию покера, в которой игроки — все как один — играют втемную. В этих играх Левзин неизбежно проигрывал.

Переворачивать карты картинками вверх первым неизменно приходилось ему.

Впрочем, Пермяков сомнений Левзина словно не замечал вовсе. Услышав вопрос, начинал говорить с большим удовольствием и весьма подробно, чем в значительной степени развеивал тайные подозрения собеседника. В конце концов Левзин убедил себя, что Пермяков просто-напросто бесхитростен и глуп. В житейском, разумеется, отношении. Ученый оставался обыкновенным чудаком, неопасным энтузиастом-романтиком, и это Левзина вполне устраивало. Левзина очень интересовал процесс возвращения мыши-путешественницы в реальное время, он хотел лично наблюдать окончание эксперимента, и просьбу его Пермяков немедленно исполнил. Правда, сидеть возле золоченой клетки в лаборатории Левзину пришлось битый час: Пермяков предупредил, что точный момент синхронизации рассчитать невозможно. Но в конце концов Левзин увидел, как неподвижная мышка шевельнулась, затем совершила еще несколько медленных, словно неуверенных движений и наконец «ожила» полностью. После недельного пребывания в полной неподвижности она выглядела абсолютно здоровой и невредимой.

Наступил день, когда Левзин решил поговорить с Пермяковым напрямую.

— Как бы вы поступили, если бы получили финансовую возможность изготовить ваше устройство в натуральную величину? — спросил он.

— Я бы хорошо подумал, — ответил Пермяков после небольшой заминки.

— О чем?

— О том, каким образом это сделать, — объяснил Пермяков. — Сразу же возникает масса проблем. Видите ли, в лабораторных условиях аппарат можно только собрать. Придется искать предприятия, способные изготовить необходимые узлы и комплектующие. А при сегодняшнем состоянии нашей промышленности это далеко не просто.

— Можно заказать детали за границей.

— Представляете, в какую сумму это влетит! — воскликнул Пермяков.

— Сумма пусть вас не волнует. Сейчас меня интересует принципиальная возможность.

Пермяков еще немного поразмыслил.

— Все зависит от размеров аппарата.

— Допустим, он должен быть достаточным для того, чтобы отправить в будущее одного человека. Разумеется, не на неделю.

— А на сколько?

— Предположим, лет на тридцать или пятьдесят. Или даже на сто.

— Это возможно! — горячо воскликнул Пермяков. — Если бы я смог поставить полноценный эксперимент хотя бы годовой длительности. На добровольце… Нет! — тут же поправился он. — На самом себе! Под наблюдением компетентной и беспристрастной комиссии, представителей прессы… Сомнения скептиков отпали бы навсегда. Но неужели вы хотите сказать, что готовы… что собираетесь?..

— Я готов финансировать ваш проект, — кивнул Левзин. — Но только на определенных условиях.

— Согласен на любые, — поспешил заверить Пермяков.

— Вначале выслушайте меня до конца. Ни о какой публичной демонстрации речи быть не может. Заказ будет сугубо приватным…

Пермяков пристально смотрел на Левзина, и во взгляде его постепенно проступало понимание. Нет, абсолютным идиотом этого ученого, конечно же, назвать было нельзя. Он спокойно дослушал Левзина до конца и отнесся к его предложению вполне по-деловому. Слава, известность — эти нематериальные понятия прекрасно переводились на сухой язык цифр. Пермяков оценил их в один миллион долларов наличными, чем Левзина слегка разочаровал. Дальше миллиона у вчерашних «совков» фантазия не срабатывала. Во всяком случае, определение гонорара не заняло и минуты. Но после того, как разговор их перешел в сугубо техническую плоскость, Левзину пришло время удивляться точности и оригинальности замечаний будущего директора проекта. Проекта, который Пермяков предложил (а Левзин это предложение принял) отныне именовать «Статис».