Ширли Мерфи - Кот в тупике

Ее сердце бешено колотилось; будь она человеком, у нее бы пылали щеки.

— Моя дорогая Дульси, я все знаю о твоих мелких шалостях. И о коробке, которую твоя Вильма Гетц держит на заднем крыльце, чтобы соседи могли вернуть себе украденные вещички, и о замшевых перчатках мистера Уоррена, которые подарила ему жена, и о собственных дорогих часах Вильмы, которые якобы потерялись почти на целый год.

Дульси пристально смотрела на него, лихорадочно соображая, где он мог об этом услышать. Конечно, все соседи знали, но… Мэйвити. Это наверняка она. Она могла об этом слышать. Возможно, она рассказала эту пикантную историю Грили, даже не подозревая, что это может как-то повредить Дульси.

— Мэйвити считает, — сказал Азраил, — что ты просто очаровательна. Надо же, таскать у соседей нижнее белье… – Кот пошевелил усами. — А Грили, конечно, был просто в восторге от твоей, скажем так, сообразительности и хитрости.

Он посмотрел вверх, на полки, и она невольно перевела взгляд на ряд резных статуэток – уродливых человечков из черного дерева.

— Эти фигурки, моя дорогая, эти уродцы с перьями… Ты ведь знаешь, что такое куклы вуду?

— Ну и?

— Эта темная магия вуду – могущественная штука, — сказал он, масляно улыбаясь. — Это та же темная сила, что живет в тебе, Дульси, и подбивает тебя воровать. Да, дорогуша, в этом мы с тобой похожи. Ты ведь знаешь, что рассказывают о черных котах: якобы они – вечные спутники ведьм. Все эти истории говорят о том, что тьма существует внутри нас, она и побуждает нас искать наслаждение в воровстве. Эта тьма живет в тебе и повелевает тобой. Вот так-то, дорогая.

Она попятилась и подняла переднюю лапу, готовая полоснуть его по морде, но золотистые глаза и вкрадчивое мурлыканье завораживали ее и манили.

— Мы с тобой, Дульси, принадлежим этой тьме. Такая магическая сила и такая страсть – редкость в наше время, их нужно ценить. Да, моя сладкая, тьма зовет тебя, колдовская тьма вуду. — Он пристально смотрел на нее, басовитое мурлыканье рокотало где-то в глубине его глотки. — Черная магия вуду… Хочешь, я произнесу для тебя заклинания, темные заклинания? Те, что так дороги твоим братьям в джунглях? Ну же, Дульси… – И он придвинулся ближе, отчего ее охватила дрожь.

Зашипев, она отступила и приготовилась прыгнуть на фрамугу, но он преградил ей путь. Она метнулась в зал – он за ней, не отступая ни на шаг.

— В дремучих джунглях, дорогая Дульси, бормочут свои темные заклятья колдуньи вуду; их дивные чары пьянят и возбуждают… Есть заклинания, которые делают тебя непобедимым – и немощным врага, а есть еще любовные заклятья… Послушать хочешь?

Она отскочила, но он снова оказался рядом, нависая над ней, пригибая к полу. Она снова раздраженно вывернулась; он же явно забавлялся: его желтые глаза горели, черный хвост двигался в размеренном танце.

— Темная сила влечет тебя, моя сладкая Дульси. И хотя мое искусство – человеческое, но под черным мехом моя шкура пестрит леопардовыми пятнами. Я сражался в джунглях с драконами в два человеческих роста и остался невредим. Я охотился среди удавов шестиметровой длины и умел перехитрить змей таких огромных, что могли бы проглотить десять кошек за раз.

Бормотание Азраила и его жаркий похотливый взгляд порождали у нее видения, которых она отнюдь не желала.

— Я охотился в мангровых джунглях и встречал там мохнатых тварей с лицами призраков – существ, что висят вверх ногами средь ветвей, с когтями кривыми и острыми, словно ножи мясника, их шкуры кишат паразитами… – Рокочущий голос Азраила шел из самых глубин его глотки. — Я был свидетелем ритуалов вуду, когда образ Христов рисовали кровью козла, и видел освежеванных заживо кошек, чьи потроха…

— Хватит! — Она извернулась и прыгнула на шкаф, но он, сверкая глазами, снова оказался рядом, а ее сердитое замешательство, казалось, лишь сильнее распаляло его.

— Пойдем со мной, Дульси, красавица со смеющимся взором. Пойдем на берег, где светит полная луна. Туда, где гнездятся болотные птицы, где мы можем полакомиться яйцами и восхитительными нежными птенчиками, где мы можем разогнать этих грязных бродячих котов, что жмутся под пристанью, — голодные жалкие твари, трусливый и бессловесный сброд. Пойдем, моя сладкая…

Его слова, пугающие своей жестокостью, будили в ней что-то первобытное и дикое; тем временем он, навалившись, начал облизывать ее ухо, не переставая бормотать:

— Пойдем со мной, Дульси, пока луна еще не скрылась с неба. Пойдем, пока эта ночь предоставлена нам… – Его вкрадчивый голос смущал ее и лишал воли.

Она что было сил полоснула его когтями по морде и отскочила – позади нее на пол упала груда свитеров и деревянный человечек – затем опрометью пронеслась через склад, взлетела на ящики и выскочила в окно.

Скатившись по вьющимся плетям на влажную от тумана дорожку, она метнулась по боковому проулку через Восьмую и Седьмую улицы, через Морской проспект, мимо темных пустых магазинов; она летела без оглядки, а ее сердце колотилось так, что она не услышала бы и десяток зверей, пустись они в погоню; и уж конечно, она не смогла бы услышать бесшумное и стремительное преследование Азраила.

Но когда, остановившись в густой тени припаркованной машины, она осторожно оглянулась, улица была пуста. Наверху, на крышах, тоже ничто не двигалось.

Что произошло с ней там, в магазине? Несмотря на весь свой гнев, она едва не оказалась в плену темной страсти.

«Феромоны, — сказала она себе. — Всего-навсего химическая реакция. Никакими темными чарами на самом деле он не обладает».

Она содрогнулась от отвращения к себе, развернулась и помчалась к дому, больше не останавливаясь у закрытых магазинов. Добравшись до дома, она вихрем пронеслась через сад, взлетела по ступенькам и нырнула в кошачью дверку. Ее обуревал ужас – и перед мрачным чужаком, и перед самой собой.

Съежившись на линолеуме и глядя на болтающуюся дверку, она не могла отделаться от страха, что Азраил вот-вот ворвется следом.

Однако время шло, а полупрозрачная пластиковая створка оставалась неподвижной, и никаких темных теней снаружи не наблюдалось. Тогда Дульси попыталась успокоиться и привести себя в порядок: необходимо было пригладить взъерошенный мех и вылизать вспотевшие подушечки лап.

Ее мучил стыд. На одно затянувшееся мгновение она забыла Серого Джо, забыла о кристальной ясности жизни и коснулась чего-то темного, чего-то омерзительного и зловещего.

Нет, извращенное мышление Азраила – это не для нее.

Она не была невежественной простушкой, для которой пустая болтовня или даже легкий флирт с Азраилом не имеют никакого значения. Она понимала, что происходит; и она, и Серый Джо несли в себе редкий и удивительный дар. С человеческим интеллектом пришли рассудительность и здравомыслие, а с ними и обязательства, и вечный нерушимый долг, и радость, от ко торой невозможно отказаться.