Ширли Мерфи - Кот в тупике

Главный читальный зал был ярко освещен; белые стены просторного помещения контрастировали со стеллажами и столами темного дерева. Через открытую дверь офиса он мог видеть Бернину в розовом костюме с мини-юбкой, стоявшую возле стола рядом с заведующей библиотекой – Фредой какой-то, похожей на взъерошенную ворону. Судя по всему, эта грымза отчитывала кого-то третьего, кто находился за дверью вне поля зрения. Заинтересовавшись, он двинулся туда и остановился за книжными стеллажами.

Ему не очень хорошо было видно третью женщину: она стояла к нему спиной. Красная кофточка, линялые джинсы, длинные седые волосы сколоты сзади серебряной заколкой. Должно быть, это та самая Гетц, у которой временно остановилась Бернина.

Сняв с полки книгу – что-то насчет гостиничного обслуживания в Шотландии – он стоял, медленно переворачивая страницы и прислушиваясь к разговору в надежде выловить какую-нибудь полезную информацию.

Они спорили из-за кошки. Ах да, вокруг нее поднялась большая шумиха, в местной газете писали об этом, называли ее библиотечной кошкой. Фреда устроила этой высокой седоволосой женщине нешуточный разнос. И определенно, делала она это, пользуясь данной ей властью, весьма умело – надменно и основательно.

Конечно, стоящая рядом Бернина держалась очень дипломатично; ее редкие реплики в ответ на обращения Фреды были скользкими как масло. Какой-то бред – вся эта сцена из-за кошки. По улице пройти невозможно, чтобы кто-нибудь не поджидал тебя с предложением подписать петицию.

Когда эта Вильма вышла, он отодвинулся. Она действительно несла на руках кошку, держа ее у плеча, как ребенка. Решительно и хмуро прошагав через зал, она исчезла за дверью кабинета.

Из-за закрытой двери Джерген услышал, как она с кем-то разговаривает, даже спорит. Любопытно, подумал он, подходя поближе. Второй голос, тоже женский, был мягким и таким тихим, что Джерген не мог разобрать слов, но обе дамы были явно рассержены. У него вдруг возникло большое желание увидеть собеседницу Вильмы. Любопытство было настолько сильным, что он едва удержался, чтобы не распахнуть дверь.

Захлопнув за собой дверь, Вильма посадила Дульси на стол.

— Вот ведь стерва! И как она вообще свалилась на нашу голову?

— Ух, попалась бы она мне в когти, — прошипела Дульси, ее зеленые глаза метали молнии. — С каким удовольствием я бы выпотрошила ее как дохлую жабу.

Оглянувшись на дверь, Вильма понизила голос:

— Она меня пугает. Мы не знаем, на что она может пойти. Она протянула руку погладить Дульси.

— Ты бы не согласилась некоторое время не появляться в библиотеке?

Дульси округлила глаза.

— Она может быть способна на все. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

Прижав ушки, Дульси во все глаза смотрела на хозяйку.

— Я могу о себе позаботиться.

— Я знаю. Знаю, что ты отличный боец. Но Фреда гораздо крупнее тебя и может воспользоваться какими-нибудь большими и тяжелыми предметами в качестве оружия. Может заблокировать твою дверку и загнать тебя в угол, поймав в одном из кабинетов. Она даже способна открыть газ. Эти петиции привели ее в ярость. Она просто вне себя от злости, что весь город и даже ее сотрудники решили дать ей отпор.

— Ты думаешь, она решит открыть газ и не испугается, что здание может взорваться? Не глупи. Подумаешь, перекроет мою дверку. Ты же знаешь, я могу открыть любую дверь в этой библиотеке – и парадную, и заднюю, и дверь на боковую улицу. Я умею поворачивать дверные ручки, а если есть время, я могу справиться и с задвижками.

Вильма рассеянно погладила ее.

— Я знаю, какая ты умница. Знаю, что зрение и слух у тебя гораздо лучше, чем у человека, и к тебе нельзя подкрасться незамеченным. Но ты все время отказываешься признавать, что и на стороне человека могут быть какие-то преимущества, хотя бы в силу его роста. Она жестока, пойми. И она злится.

Дульси отвернулась и начала демонстративно умываться; в каждом движении язычка по пестрому меху сквозило нескрываемое презрение.

Вильма обошла стол и села лицом к кошке.

— Пожалуйста, не могла бы ты находиться в течение дня в моем кабинете, недалеко от своей дверки? И не оставаться здесь на ночь, пока наши петиции не дойдут до городского совета.

Махнув хвостом, Дульси спрыгнула со стола и, не сказав ни слова, выскочила в свою дверку. У нее и так выдалось нелегкое утро, прежде чем Фреда устроила скандал, а тут еще и Вильма. Терпеть приставания Азраила, водя его по всему городу, было делом не из легких; уставшая и раздраженная, Дульси пришла в библиотеку, чтобы хорошенько выспаться, но нарвалась на Фреду. А теперь еще и Вильма ею недовольна. Она была сердита, как бьющаяся об оконное стекло пчела, и хотела одного – чтобы ее оставили в покое.

Азраил делал вид, что ему нравится экскурсия по городу. Дульси показала новичку лучшие места охоты на крыс, водя его по берегу и портовым складам, указала самых гнусных собак, которых надо избегать, и укромные уголки, где, предусмотрительно скрытые от взглядов вездесущих туристов, располагались мусорные баки лучших ресторанов – о них знали далеко не все местные кошки. Да и зачем им, если было вполне достаточно угощения Джорджа Джолли. Однако в течение всего утра она ни на минуту не позволяла себе утратить бдительность. У него по-прежнему на уме было только одно, и он не прекращал своих домогательств. Дульси чувствовала себя как канатоходец над пропастью, балансируя между необходимостью отвлекать Азраила, пока Джо проводит осмотр домика Мэйвити, и стремлением не стать жертвой собственной привлекательности. Не хотелось ей и попасть под чары Азраила – его порочность могла повлиять и на нее.

Однако он действительно был отличным рассказчиком. Разлегшись на прогретом солнцем и пропахшем рыбой причале, он рассказывал удивительные истории о джунглях. Перед взором Дульси возникал таинственный, скрытый листвой и купающийся в изумрудных лучах мир; и дождь, надвигающийся плотной серебристой завесой, чтобы оросить гигантские листья и лианы и уйти дальше; и серебряный водопад, чей стремительно несущийся вниз поток вспыхивает и переливается в лучах солнца.

Он рассказывал о наполненных горячим туманом городах, где на обочинах толпятся грязные дети, выпрашивая кусок хлеба и незамедлительно воруя все, чего коснутся их чумазые ручонки. Он описывал ей черных канюков, таящихся на крышах и превосходящих размером любую уличную кошку, канюков, которые молниеносно пикируют на любой съедобный кусок, брошенный на улице. Он говорил о теснящихся у причалов рыбачьих лодках, полных серебристой трески. Его рассказы были такими живыми и яркими, что она буквально ощущала зловоние открытого рынка, где облепленные мухами мясные туши висят, разлагаясь под тропическим солнцем. А нежные испанские слова, которыми уснащал свою речь ее собеседник, манили и ласкали ее, хотя их смысл был ей непонятен.