Мэтт Рафф - Канализация, Газ & Электричество

— То есть, вы думаете, надежды нет, — сказала Айн Рэнд. — Вы думаете, что разум бессилен, а человечек обречен на жизнь нравственных капризов?

— Я не говорила, что разум бессилен. Неуверенность не равна незнанию. Я лишь предполагаю, что всей истины не знает никто — ни вы, ни Карл Маркс, ни Папа Римский, ни я. Если бы кто-то знал все — если бы мы могли быть абсолютно уверены, в том числе с точки зрения логики, что в любой ситуации можем отличить хорошее от плохого, — то на что же нам тогда нужна надежда?

— Тьфу! — Айн с отвращением вскинула руки. — Бесполезно! Бесполезно пытаться что-то втолковать либералу с развитыми в колледже мистическими склонностями! И в любом случае это жульничество — вы умны, вы знаете, что я права, но мои выводы идут вразрез с вашими прихотями, и вместо того, чтобы признать, что вы не можете мои доказательства опровергнуть, вы…

— Твердость позиции и плохое настроение не доказательство, Айн. В вашей теории есть справедливые моменты, но…

— Теории! — взревела Айн. — Моя философия — это не теория! — Она гневно тряхнула мундштуком, и пепел полетел, будто из дробовика пальнули горстью светляков. — Капитализм не опровергнешь, и вам это известно!

— Да я вроде и не хочу опровергать капитализм, — сказала Джоан. — По крайней мере — полностью. В конце-то концов, я сама владелица здания, и у меня есть немалый счет с выходным пособием Ганта, да и в целом я должна признать, что весьма эгоистична. Но мой эгоизм не мешает мне понимать, что надо помогать нуждающимся. Если высшая моральная ценность — жизнь, а собственность — всего лишь средство достижения этой цели, то…

— Нет! Благотворительность не может быть обязательной! Неужели вы не видите тут противоречия?

— Если доходить до крайностей, противоречие есть. Когда вас просят ценить чужую жизнь больше своей либо жертвовать чем-то во имя тех, кому это на самом деле не нужно, — да, я согласна, это противоречит здравому смыслу. Но есть же разница: быть рациональным собственником или бездушным ублюдком.

— Социалистка! — прошипела Айн Рэнд. — Не смейте говорить со мной о сострадании! Вы думаете, я, приехав в эту страну, не боролась? Вы думаете, я не знала отчаяния? Не нуждалась? Но я никогда благотворительных подачек не принимала! На благотворительных раздачах мне ничего не давали! Но я и не требовала и ни за что не приняла бы того, что не заслужила.

— Ага, херню-то только не несите, — ответила Джоан. — Мне известна ваша биография, Айн. Возможность начать борьбу в этой стране сама по себе была для вас огромным скачком, который спас вам жизнь, и вы ни за что бы его не сделали без чьей-либо помощи. Разве ваша мать не продала все свои драгоценности, чтобы выручить деньги на поездку за границу? А ведь на эти деньги она могла прокормить и себя, и ваших сестер. Разве ваши родственники в Чикаго — которые вас до этого вообще никогда не видели — не приложили усилий, чтобы сделать вам паспорт? Разве не согласились они взять финансовую ответственность за вас на время вашей «турпоездки» в Америку? И не они ли заплатили за билет на пароход? Не они ли содержали вас тут полгода — хотя, судя по отзывам, вы были слишком зациклены на себе и вообще хуевый гость?

— Кто рассказал вам о моей личной жизни? — требовательно спросила Айн. — С кем вы разговаривали?

— А что касается заявления «ни за что не приняла бы того, что не заслужила», — продолжала Джоан, — не хочу показаться жестокой, но американское гражданство вы не совсем заслужили, ведь так? Если не считать заслугой вашу хитрость. Вы наебали иммиграционную службу, чтобы вас временно впустили в страну, потом вышли за американца, чтобы им пришлось разрешить вам тут остаться. С помощью мошенничества — разновидности воровства — вы получили поддержку правительства, чтобы потом добиваться успеха, критикуя это правительство за то, что оно без должного уважения относится к праву на собственность.

— Какое «воровство»? — сказала Айн. — Не было никакого воровства! Я ничего не украла!

— Вы заключили заведомо ложную сделку, — ответила Джоан. — В американском консульстве в Латвии вы подавали документы на туристическую визу, согласно которой вам разрешалось провести в Штатах ограниченное время, и давали обещание, что вернетесь, когда это время истечет. Но вы даже не намеревались выполнять свои обещания.

— У меня не было выбора! Я бы с удовольствием попросила постоянного убежища, но такой возможности не было. Кроме той визы, которую я получила, ничего не предлагалось!

— Так, значит, того, что вам было нужно, в продаже не было, но вы решили, что все равно возьмете. — Джоан подняла бровь. — А когда у продавца возникли подозрения и он начал расспрашивать вас о ваших намерениях, вы выдумали историю про фиктивного жениха, который якобы ждет вас в Ленинграде, — добавляя к завуалированному обману еще и откровенную ложь.

— У меня не было выбора! — повторила Айн. — Если бы в консульстве мне отказали, другого шанса мне бы не представилось, апелляция была бы невозможна — я бы даже не смогла подать прошение в консульство другой страны. Меня бы немедленно арестовали и тут же депортировали в Россию. Навсегда!

— Ну, это было бы плохо, — сказала Джоан, пожимая плечами. — Печально, да что поделаешь? Не вы ли только что сказали, что никакая нужда не оправдывает воровства?

— Какого воровства? Я ничего не украла!

— А американское гражданство и вид на жительство — не ценность? Зачем же вы ложью старались заполучить их, если они ничего не стоят?

— Я…

— Я не хочу ссориться, — сказала Джоан, — но вы так яро осуждали компромиссы. Вы назвали это циничным приспособлением правды ко лжи. И вот теперь вы заявляете, что лгать своему благодетелю не нарушение этики. Но А есть А, не так ли? Мошенничество — это воровство, а воровство аморально. Или теперь вы будете говорить, что все не так, что вопрос истины куда сложнее?

— Стерва, — сказала Айн Рэнд. — Стерва!

— Пришлось стать стервой, — ответила Джоан. — Иезуитом мне стать не дали. Но теперь вы понимаете, что я подразумеваю под борьбой с оттенками серого… И почему считаю жалость рациональной добродетелью.

— Вы чудовище! Чудовище, потакающее всем прихотям, активная оккультистка, дикая субъективистка!

Джоан рассмеялась:

— В какой книге Аристотеля вы вычитали эти бранные слова, Айн? У него в «Риторике» есть приложение с ругательствами?

Айн лишь покачала головой.

— Не понимаю, — сказала она. — Как гений вроде Гарри Ганта женился на такой, как вы?

— А, точно — с этого мы и начинали, да? Вам ответ не особо понравится, но мы с Гарри поженились, можно сказать, по приколу.