Татьяна Иванова - Сорняк из райского сада

— Скажите, а в разговоре с ним Вам не показалось, что он чем — то озабочен, взволнован, насторожен?

— Нет!

— Тогда скажите, пожалуйста, где Вы были в этот день примерно от семи тридцати до девяти тридцати вечера?

Щеки Алины вспыхнули румянцем.

— Я была в гостинице. — Неохотно ответила она и отвела глаза.

— Врет! — отметил про себя Косимов.

— В какой гостинице, укажите адрес. — Владислав достал записную книжку.

— Диктуйте, я записываю, название гостиницы и номер комнаты.

Алина продиктовала.

— Ладно, Алина Игоревна. Я не стану вас больше беспокоить вопросами, тем более, что отвечаете Вы на них неохотно, только видите — ли в чем дело! Секретарша Голубева утверждает, что разговаривали Вы с ним не более пары минут, ведь у нее после прерывания связи производится щелчок по телефону. Согласитесь, что за это время Вы с Алексеем Витальевичем не могли обменяться любезностями в той мере, в которой меня оповестили. В машине же, после убийства Голубева, обнаружены отпечатки пальцев, которых оказалось немало, и мы пытаемся выяснить, кому они принадлежат. Мне придется проверить Вашу информацию, Алина Игоревна, Вы уж извините, работа такая. — Касимов любезно улыбнулся настороженной Алине.

— А пока, давайте-ка снимем отпечатки Ваших прелестных пальчиков.

Буквально через день Алина Петрунько была уже гораздо разговорчивей, ибо Косимов, вооруженный весомой информацией, вынужден был вызвать ее по телефону в отделение местной милиции, где в присутствии дежурного капитана устроил ей форменный допрос.

— Присаживайтесь, Алина Игоревна, — сказал ей Владислав, и придвинул свободный стул поближе к столу, за которым сидел капитан и девушка — секретарь, ведущая протокол, после чего уселся на свое место, рядом с капитаном.

Алина была бледной и испуганной. Она присела на краешек стула, плотно сжав колени и положила на них свою маленькую черную сумочку.

— Алина Игоревна, вчера мне сообщили из Москвы, что проверили Вашу информацию по гостинице. И что же выяснилось? — А то, что Вы, сдав ключ от своего номера администратору в семь часов сорок минут вечера, о чем записано в журнале регистрации, вышли из гостиницы и вернулись только в половине двенадцатого ночи. Вчера же Вы уверяли меня в обратном! — Это раз. Второе! — На деревянной полированной торпеде машины Голубева обнаружены отпечатки пальцев. И чьих бы Вы думали, Алина Игоревна? — Ваших! Согласно этому Вы являетесь подозреваемой в убийстве Алексея Витальевича Голубева.

— Да, Вы что? — воскликнула перепуганная насмерть Алина. — Я не встретилась с ним вечером! Я хотела, то есть мы договорились, а он…

— Успокойтесь! — Косимов налил Алине воды.

Она сделала несколько судорожных глотков и дрожащей рукой поставила стакан на стол.

— Алина Игоревна, успокойтесь, и расскажите все с самого начала и по порядку. — Сказал Владислав.

— Итак, зачем Вы приехали в Москву?

Алина недоверчиво посмотрела на капитана и секретаршу.

— А можно без них поговорить?

— Нет, Алина Игоревна! Без них можно было только вчера.

— Я приехала…. Понимаете, я была беременна и приехала в Москву, чтобы сделать аборт.

— Вы договорились об этом с Голубевым?

— Да! Я… в общем, когда я обнаружила беременность, сразу позвонила Алексею Витальевичу из Самары, и попросила его помочь. Он сказал, чтобы я приезжала в Москву, и обещал все устроить.

— Так! Ну, и?

— Я приехала как раз в этот день.

— В день убийства?

— Да! Я приехала на поезде в девять тридцать утра, и определившись в гостиницу, которую он для меня забронировал заранее, стала ему звонить на мобильный телефон. Номер почему-то все время был недоступен, и тогда я позвонила ему в офис.

— Угу! — снова подбодрил ее Косимов.

— Алексей Витальевич, услышав мой голос, занервничал, и сказал, что это не телефонный разговор. Он предложил мне встретиться через час недалеко от офиса и поговорить. Мы встретились. Он, естественно, подъехал на своей машине и я в нее села. Я, правда, не помню, бралась ли за торпеду, — и Алина на минуту задумалась, — может и бралась…

— Ладно, о чем вы разговаривали?

— Он привез деньги на операцию и указал адрес клиники, в которую записал меня. Разговаривали мы совсем недолго. Во первых, он сказал, что принимает сегодня немцев и потому очень спешит! А я так и вообще, была расстроена из-за этой операции. Он немного меня подбодрил и предложил увидеться вечером, после фуршета. Мы договорились с ним встретиться в десять часов вечера на Краснопресненской. Мне было удобно добираться туда из гостиницы. Алексей Витальевич обещал немного развлечь меня. Сказал, что мы пойдем в ресторан.

— И он, конечно же, не приехал.

— Не приехал и не позвонил. А ведь обещал.

— Обещал?

— Да! Мы договорились, что если он будет опаздывать, то обязательно позвонит. В общем, он не приехал. Я же на следующий день с самого утра отправилась в клинику и пробыла там три дня. Звонить я ему больше не стала. Обиделась! Сами понимаете, такое дело, а он…Я еще подумала тогда, что мы с ним больше не будем встречаться. Мне казалось, что у него уже давно появилась другая женщина в Москве.

— У Вас были основания так думать?

— Возможно! Он охладел ко мне в последнее время! Может, из-за другой, а может, из-за квартиры.

— Из-за квартиры?

— Да, я просила его купить мне в Москве квартиру. Одним словом, на четвертый день я уехала в Самару, а там, выйдя на работу, в первый же день узнала о его убийстве.

Фуршет близился к завершению, когда к Маше Кружилиной подошел Эрвин Линденберг и принялся в открытую с ней заигрывать.

— Марийя Вы прэлест! — одарил он ее комплементом на ломаном русском языке. — Вы моя мечты девочка! Я хочет познакомиться с твой ближе. — И Эрвин, взяв ее за руку, прикоснулся к ней мокрыми губами, вызвав у Маши брезгливую дрожь, пробежавшую по всему телу.

— Марийя, я ехать в гостиницу с твой сейчас очень хотел!

Этот лысеющий сорокопятилетний немецкий коммерсант, с круглым, намечающимся брюшком, который уже третий раз посещал "Химпласт" с группой представителей своей фирмы, специализирующейся по производству материалов, идентичных Голубевским, еще и раньше похотливо поглядывал на нее, но говорить ни о чем не решался. А сейчас, видно, на него подействовало спиртное и язык развязался сам собой.

— Говори, говори! — зло думала Мария. — Поди, жена до отрыжки надоела, а денег на немецкую шлюшку жаль! Вот и клеишься ты к русской девочке, которая сидит сейчас рядом под боком, и думаешь, что она-то и за двести баксов тебя ублажит, а если умело пообещать чего-то, то может и даром перепадет!

А сама улыбнулась Эрвину, правда, немного натянуто.