Дэниел Худ - Пир попрошаек

— На вашем месте я отложил бы визит на более подходящее время. В кварталах богачей неприятности, и можете не гадать, в чьем доме стряслась беда.

— А что случилось? — спросил Лайам, внезапно встревожившись. — Она умерла?

Вот новость! Но что же могло с ней стрястись? Госпожа Присциан, несмотря на свой возраст, еще на прошлой неделе выглядела удивительно бодро.

Кессиас с нетерпением отмахнулся.

— Да нет, она-то живехонька! Все значительно хуже. Вы ведь слыхали о знаменитом драгоценном камешке Присцианов? — Лайам быстро кивнул. — Ну так вот — этот камень украли.

Какое-то время мужчины молчали. Кессиас энергично встряхивал головой, пытаясь унять ломоту в висках, а Лайам обдумывал новость. Он прикидывал, каким боком это событие может помешать его планам. Выходило, что никаким. Фамильная реликвия Присцианов считалась бесценной, то есть, если говорить другими словами, практической стоимости не имела. Ее нельзя было ни продать, ни купить. Значит, финансы судовладелицы какими были, такими остались, и, следовательно, ничто не мешает госпоже Присциан вложить их в дело, выгодное для обоих партнеров.

Лайам уже собрался высказать все это эдилу, но вовремя сообразил, насколько его выкладки эгоистичны, и снова принялся размышлять. Если реальная ценность реликвии соответствует распускаемым о ней слухам хотя бы в десятой части, то ее утрата — огромное потрясение для госпожи Присциан. А значит, сейчас она вряд ли способна думать о чем-то, кроме потери.

— Пожалуй, вы правы. С этим визитом мне действительно лучше повременить, — сказал наконец Лайам, радуясь, что не сболтнул ерунды. Пожилая вдова ему нравилась, и он начинал проникаться сочувствием к ее горю. Но тут в голове Лайама что-то щелкнуло, и мысли его сами собой заработали в другом направлении. — Но какому же дураку все это понадобилось? И, извините, зачем?

— Зачем? — Эдил застонал, оставил в покое виски и мутным взором уставился на собеседника. — Вот так вопрос! Вы видели эту штуковину?

— Естественно, нет.

— Естественно! А я ее видел, Ренфорд. Как раз на прошлой неделе, — сказал Кессиас с оттенком гордости в голосе. — На пирушке, которую закатили Годдарды для… ну, в общем, для узкого круга. Молодая племянница нашей вдовушки надела кулон с этим камнем. Он сиял, как звезда! Нет, даже не как звезда, а… — На несколько долгих мгновений эдил замолчал, подыскивая подходящее слово, потом махнул рукой. — Любому бы захотелось такое иметь. Истинно вам говорю — любому!

Совершенно забыв о своем мертвеце, который никак не вязался с этой историей, Лайам присел на край стола и принялся рассуждать.

— Согласен, любой захотел бы иметь такое сокровище, но красть его просто глупо! Этот кулон нельзя ни надеть, ни даже кому-нибудь показать. По крайней мере здесь, в Саузварке, где все знают, кому принадлежит эта вещь. Опять же и вор-профессионал вряд ли позарился бы на такую добычу. Ну, посудите сами, кому он смог бы ее сбыть? Если верить слухам, таких денег не наберется ни во всем нашем городе, ни в округе, ни даже в герцогстве, если на то пошло.

Кессиас пристально смотрел на него, нахмурив кустистые брови.

— Что-то в ваших словах, возможно, и есть… Однако… Тот, кто помешан на драгоценных вещицах, вовсе не обязан кому-то показывать их. Скряги не строят себе дворцов из золота, верно? Они прячут денежки в сундуки. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Понимаю, но таких единицы, — возразил Лайам упрямо. — Носить нельзя. Продать нельзя. Купить тоже нельзя. Эта кража совершенно бессмысленна.

Кессиас зажал уши руками.

— Знаете что, Ренфорд? От вас у меня только пуще болит голова. Неважно, есть смысл или его нет — кража-то состоялась! Камень пропал, старушка горюет, а мне теперь предстоит разбираться с целой толпой именитых хлыщей.

— Простите… — Лайам смутился. Случившееся для него представляло лишь умозрительный интерес. Загадку, которую хочется разгадать, но можно и бросить. А Кессиас бросить это дело не мог.

Эдил опустил руки, и Лайам тихо сказал:

— Но вы поняли, что я имею в виду?..

— Да понял я, понял, — проворчал Кессиас и угрюмо уставился на бумагу, так и лежавшую перед ним на столе. — Раз вы не видите смысла в этом поступке, значит, нельзя и вычислить того, кто украл. А подозревать любого и каждого — гиблое дело.

Эдил щелкнул ногтем по бумаге, и та полетела на пол. Лайам наклонился, поднял листок и вернул на прежнее место.

— Что это? — поинтересовался он.

— Письмо к одному из приятелей племянницы нашей вдовы. Кстати, вы с ней не знакомы?

Лайам покачал головой.

— И напрасно — она премиленькая. Но дело не в том. Вчера эта крошка назвала кучу гостей, а утром камешка недосчитались. На ночь дом запирают, замки не тронуты — так что стянуть реликвию мог только тот, кто там был.

«Ну так берите поскорей в оборот всех этих гостей!» — хотел воскликнуть Лайам, но смолчал. Мрачное выражение на лице эдила сказало ему, что столь очевидная мера в данном случае почему-то неприменима. Он решил подождать объяснений.

— Племянница госпожи Присциан — знатная дама, она замужем за нынешним лордом Окхэмом. И компания у нее под стать… — Кессиас начал перечислять имена, загибая пальцы: — Граф Ульдерик с супругой, графиней Пинеллой, молодой барон Квэтвел, господин Симбер Фурзеус с сестрой и господин Рейф Кэвуд. Понимаете теперь, в чем тут загвоздка?

— Более-менее… — Лайам знал, что эдил почему-то не решается тревожить местную знать и самых именитых торговцев. Правда, почему именно — он понимал слабовато.

— Однако же как ни крути, а кто-то из них — шельма. Леди Окхэм — ну то бишь племянница нашей вдовы — божится, что дом запирается так, что и мышь не проскочит. Лорд Окхэм, естественно, подтверждает ее слова, да и прислуга тоже. А мне теперь только и остается, что ползать перед ними на брюхе, вилять хвостом и составлять тошнотворные письма наподобие этой вот бумажонки! — Голос Кессиаса дрогнул от гнева. Он заглянул в письмо и продолжил издевательским тоном: — Не соблаговолите ли, милорд, уделить мне минутку вашего времени? Это достойное самого строгого осуждения злодеяние обязывает меня… Ну и так далее — в том же духе. Мне кажется, Ренфорд, я сейчас просто лопну от злости!

— Да, похоже, вам нелегко… — сочувственно произнес Лайам, наклоняясь к камину и протягивая руки к огню. Ему вдруг пришла в голову одна мысль, но он решил выждать пару минут, чтобы дать ей отстояться. — А что вы станете делать, если они не захотят разговаривать с вами?

— А что я могу поделать? — спросил эдил. — Принудить их я не могу и упечь в тюрьму по подозрению в краже тоже. Меня мигом вышвырнут с должности, если я задену пэра или нарушу права горожан.