Сергей Тепляков - Флешка

– Давай спрячемся, спрячемся! – бормотала в панике Марьяна.

– Найдут! Найдут! – быстро проговорил Костя. Он тащил ее за руку, но она упиралась, буквально встала ногами, собирая в складки покрывавшую пол толстую ковровую дорожку.

– Спрячемся! – снова пробормотала она.

Костя зло глянул на нее, но тут же ему стало стыдно за эту злость. «Знал, кого любил…» – быстро подумал он. Он и правда знал, в кого влюблялся и удивлялся про себя, как его угораздило влюбиться именно в нее. Он давно понял, что Марьяна боится жизни, что главное ее стремление – как-то обустроить свою норку и отсидеться в ней в надежде на то, что когда-нибудь наступят счастливые времена. (Так – словно раковины в пересыхающей реке, смыкая створки, чтобы сохранить внутри остатки влаги в ожидании дождей – уже много лет жили миллионы людей). Представление о счастливых временах она имела крайне неопределенное – главное, думал Костя, в счастливых временах снова должна быть жива марьянина мать. За ней Марьяна была как за каменной стеной, и только недавно поняла это. Костя замечал, приходя к Марьяне, что у нее на тумбочке лежат письма матери к отцу – Марьяна перечитывала их. Зачем, Костя не спрашивал, понимал и так: жила в этих письмах любовь и сила, которыми Марьяна пыталась подпитаться. По этим письмам Костя понял однажды, что творится у Марьяны в душе, понял, что вот появись мать сейчас, в ногах бы валялась у нее Марьяна, прося прощения за все те слезы, что пролила мать из-за нее.

Костя не знал, любит ли он Марьяну, но чувствовал, что ему без нее будет хуже, чем с ней, а уж она без него точно пропадет. Любовь это или жалость, или все вместе, он не знал и не раздумывал над этим – слишком живое это было чувство, чтобы им занимался патологоанатом. Когда к нему в квартиру ворвались бугаи с пистолетами, Костя понял в общем-то, что он не интересует их – только Марьяна. Но все же попытался защитить ее, а потом не отпустил ее одну. Костя считал, что так правильно, хотя, может, и неразумно.

Сейчас тоже надо было решить, что разумно, а что правильно. Костя понимал, что отсидеться в каком-то уголке, может, и разумно, но правильнее – вырваться из здания любыми путями. Вот только как объяснить это Марьяне? Он посмотрел на нее внимательно и быстро заговорил:

– Марьяна, я тебя люблю. Я тебя люблю. Все будет хорошо. Мы поженимся. Представь – у тебя будет огромное белое платье. Ты уже решила, каким оно будет?

Марьяна уставилась на него пустыми глазами. Костя с тревогой посмотрел на нее. Вдруг он увидел, что в глазах у Марьяны появилась мысль.

– Большое… – сказала Марьяна. – Огромное платье с длиннющим шлейфом.

Костя увидел, что приступ паники у Марьяны прошел. «Разумная все же баба… – порадовался про себя Костя. – Выберемся».

– Очнулась? – спросил он.

– Очнулась… – кивнула она.

– Ну тогда пошли… – проговорил Костя и осторожно двинулся вперед по коридору…

В этот самый момент братья Алферовы и Фомин ползли по черепичной крыше. От мороза крыша была скользкой.

– И чего вас на крышу-то понесло?! – шипел Фомин.

– Да чего нас вообще сюда понесло?!

– зло проговорил Яков. – Братец Матвеюшка, ты уж ответь, в какую фигню ты меня втравил?!

– Яша, не гунди… – ответил Матвей. – Чем тебе плохо – растрясешь жирок…

Матвей знал, что бьет по больному.

– Ах ты… – задохнулся от злости Яков. Но дальше он полз молча, хотя и кипел.

– А что, господа из министерства по налогам и сборам… – проговорил Фомин.

– Слабо вам пойти сейчас да корочками помахать? Глядишь, бандюганы обкакаются, сядут в свои джипы и в панике покинут место событий… Или против бандюганов ваши корочки не канают?

Матвей недобро зыркнул на Фомина.

– Ох ты… – мотнул головой Фомин. – Прям прожог взглядом. А ты чего меня прожигаешь – ты вон спустись вниз, да этих ребят прожигай, а я отсюда посмотрю, в ком в первом дырки появятся…

Фомин негромко, но едко засмеялся.

– А ты чего такой веселый, Игорь Сергеич? – недовольно буркнул Матвей. – Мы влипли, так ведь и ты влип.

– Ну, ты же видишь, что мое ружье при мне… – сказал Фомин. Ружье и правда было при нем, как раз сейчас он вынул его из чехла и собирал. – А пока оно со мной, я не влип. Я в эту байку про охоту сразу не поверил, сомнительно что-то. Потому ружья в машине не оставлял. Как некоторые…

Он опять засмеялся.

– А если не поверил, так чего поехал?

– спросил Яков.

– Посмотреть… – ответил Фомин. – Интересно же. Приехала из Москвы баба с двумя морпехами, собирает бригаду куда-то ехать – и вы правда думали, что коз в степи стрелять?

– То есть, ты понимал, что мы можем влипнуть, и поехал? – уточнил Матвей.

– Ну, а что же? – пожал плечами Фомин. – В жизни все надо попробовать самому. Не в книжках про это читать, а лично руками потрогать. У меня вот в жизни все было – и большие деньги, и малые, и наркотики. Даже негритянку трахал. И на войне был. Вот только на правительство еще не работал.

– Теперь работаешь… – обнадежил его Яков.

– Ага… – хохотнул Фомин.

– Только я как-то иначе это себе представлял – работу на правительство… – пробормотал Матвей. – Думал, когда ты работаешь на правительство, то это не на тебя охотятся, а ты охотишься.

– Ну, вот такое у нас правительство… – разведя руками, опять хохотнул Фомин.

Они подобрались к краю крыши и глянули вниз.

– Наши джипы стоят… – проговорил Матвей.

– Болит душа-то? – поддел его брат. – Уже, поди, представлял, как девок по городу будешь на «Хаммере» катать, а тут из рук уплывает…

– Иди ты… – буркнул Матвей.

– Это тебе за жирок ответочка! – процедил Яков.

– Родственнички… – оборвал их Фомин. – Предлагаю вот что: вы спускаетесь к джипам вот по этой лестнице. А я вас, если понадобится, прикрываю отсюда. А потом мы все уезжаем на большой белой машине. Ключи-то, надеюсь, ты не забыл? – обратился он к Матвею.

– Не забыл… – ответил тот.

– Вот видишь… – нравоучительно заметил Фомин. – Оружие не взял, а ключи – не забыл. Не та у тебя иерархия ценностей. С такой иерархией ты в пищевой цепочке на самом низу, где-то с зайцами и мышами.

– А ты? – дернулся Матвей.

– А я, как и положено человеку – наверху… – солидно сказал Фомин. – Ну, так вы идете или нет?

– Идем! – зло сказал Матвей. – Яков, за мной!

Однако Яков не двинулся с места.

– Ты чего? – зло зашипел Матвей.

– Свалюсь я! Свалюсь! – забормотал Яков. Матвей и Фомин переглянулись – толстяк Яков и правда вряд ли спустился бы по металлической, малонадежной на взгляд, лестнице.

– И что делать? – спросил Матвей.

– Пристрелить! – беззаботно сказал Фомин.

Оба Алферовых уставились на него, выпучив глаза.

– А что ты думал, Яша?! – спросил Фомин толстяка. – Нянькаться здесь с тобой будут? Или ты спускаешься, или мы тебя здесь оставляем этим бандюганам на сувениры. Они, как узнают, что ты из налоговой, наварят из тебя холодца!