Мария Барышева - Говорящие с...-2 Последствия больших разговоров

- Я думаю, вид тут совсем не важен, - искренне ответила Эша. - Как рука?

- Да вроде ничего, - Лиманская вздохнула. - А вот палец жалко. Хороший был палец. Тем более указательный.

- Ну, в этом можно найти и положительную сторону.

- Да ну? - голос младшей Ювелирши зазвучал чуть воинственно. - И какую же?

- Это не был средний палец.

- Ну, - Ольга хмыкнула, - в общем да. Выглядишь ужасно, Шталь, хотя не могу не заметить, что какой-то части моей сущности смотреть на это довольно приятно.

- А я знаю, - сказала Шталь.

Несколько минут они в молчании стояли перед могилами, и Эша, не в силах сдерживаться, то и дело косилась на Ейщарова, который стоял неподалеку, опираясь на плечо Оружейника и глядя перед собой немигающими глазами. Ни прыгающие тени, ни алые отсветы не могли скрыть его страшной бледности, сильно осунувшееся лицо казалось далеким, призрачным, и в какую-то секунду Эше даже подумалось, что Олег ей только мерещится. Ейщаров чуть повернул голову, его ничего не выражающий взгляд скользнул по ее лицу и снова уплыл к свежим насыпям, укрытым цветами. Похоже, он даже не увидел ее, и так странно и даже обидно было понимать, как мало это сейчас значит по сравнению с тем, что она может видеть его, что он не среди тех, кого они пришли проводить.

Говорящие с огнем снова обступили свое неспокойное пламя, и то, замерев на мгновение, вспухло и заклубилось, перетекая сверху вниз, а потом словно всплеснулось, и пронзило воздух десятками длинных огненных лепестков, обратившись огромной полыхающей хризантемой. Иван Дмитриевич подвел ладонь под основание одного из лепестков, и тот, отделившись от огненного цветка, остался у него на ладони, мягко, волшебно изгибаясь из стороны в сторону. Ната-Бестия сделала то же самое и застыла рядом со старшим Говорящим с огнем, держа колыхающееся пламя на стыке сомкнутых ладоней. Лена, взяв свой лепесток, отошла к дальнему концу полукруга и встала там, подняв ладонь с огоньком почти к самому лицу и пристально глядя куда-то внутрь пламени. Следующим к огню решительно подошел Электрик, бестрепетно подхватил один из лепестков и двинулся обратно, унося живой, изгибающийся язычок пламени на своей ладони, а огненная хризантема немедленно отрастила новый лепесток взамен утраченного. За ним потянулись остальные.

Эша подошла одной из последних. Хоть она и убедилась уже, что огонь не причиняет вреда, и что даже неГоворящие уже держали по колыхающемуся пламенному лепестку на ладонях, не делая при этом никаких болезненных гримас, все равно было жутковато. Огонь обжигает - так было всегда. И для того, чтобы гореть, огню была нужна пища - так тоже было всегда. Нужно поверить огню Говорящих, чтобы он не обжег? Что, если он почувствует ее недоверие, ее страх?

Все же, в конце концов, она подошла к огненному цветку, трепещущему в воздухе, и, помедлив мгновение, с отчаянной решимостью подхватила один из лепестков, готовая в любой момент отдернуть руку. Но не почувствовала ни жара, ни ожога, только легкое щекочущее касание, похожее на прикосновение пушистой ножки Бонни. Шталь невольно широко раскрыла глаза, потрясенно глядя на огонь, грациозно покачивающийся на ее сомкнутых пальцах, а мимо нее уже проходили друзья и коллеги, и крошечные огоньки на их ладонях распустились пышными огненными цветами необычайной красоты и самых разных форм и размеров, и их лепестки смыкались, вновь разворачивались, подергивались бахромой, обращались огненным ажуром, сквозь который бархатно просвечивала осенняя тьма. Люди наклонялись, опуская цветы на насыпи, и цветы продолжали трепетать, словно на ветру, разрастаясь, играя лепестками и не причиняя живым цветам ни малейшего вреда.

Эша посмотрела внутрь своего огонька, пытаясь разглядеть в нем то, что увидели остальные, и вдруг поняла, что именно дает пищу этому огню. И пока она смотрела в него, остатки боли уходили, словно сгорая, и печаль становилась все светлее и все невесомее, и на сердце уже не было так тяжело. Горе отступило, оставив грусть расставания с людьми, которые уже никогда не вернутся. Их не будет в будущем, но они навсегда останутся в прошлом, и очень хотелось верить, что Юля знает, что Шталь не держит на нее зла, а Никита знает, что никогда ни в чем не был виноват. Она пришла проститься. И она прощается с ними.

Огонь растекся по ее ладоням, и из него вверх потянулись три красно-алые воронки, похожие на цветы вьюнка, возносясь на тонких огненных стеблях. Края воронок оделись нежно трепещущими пламенными кружевами, и из глубины каждой проросла еще одна, тут же раскрывшись тонкими изгибающимися лепестками, между которыми танцевал и кувыркался рой алых искр. С минуту она молча смотрела на огненный букет, и пламя шептало беззвучно, колышась в дивных цветочных формах, и в шепоте его был покой, и были слезы, и было некое грустное волшебство, как в последнем, прощальном поцелуе. Эша стояла, смотрела, слушала и отдавала, не решаясь двинуться с места. Но потом все же тряхнула головой и шагнула к могилам.

Самым последним к огню подошел Ейщаров, сердито отмахнувшись от Михаила, который попытался было навязать ему свое сопровождение. Он взял один из огненных лепестков, а потом, держа его на чуть отведенной в сторону руке, другой рукой призывно махнул кому-то позади стоящих. Все удивленно обернулись, потом с легким гулом расступились и в образовавшееся свободное пространство осторожно ступил вампир-журналист-атеист, который тут же, словно для большей безопасности, глубоко надвинул шляпу себе на нос, затем сдернул ее и, смяв в пальцах, нервно огляделся, явно готовый в любой момент пуститься наутек.

- Я... - Вадик откашлялся, - я просто... вы не подумайте... Просто я хотел...

- Разговаривать не обязательно, - перебил его Олег. - У кого-нибудь есть возражения?

Возражений не последовало, только Михаил неопределенно пожал плечами, да Степан Иванович что-то буркнул, тут же слегка дернувшись от тычка вознегодовавшей Катюши. Ейщаров повернулся и протянул колышущийся огонек Вадику, который посмотрел на Олега с предельной степенью потрясения. Потом, не раздумывая, принял лепесток пламени на свою ладонь и уставился на него, приоткрыв рот. Шталь, наблюдавшая за этим, невольно оценила бесстрашие коллеги-нелюдя, которому даже в голову не пришло окутываться подозрениями и интересоваться: "А не будет ли мне чего от этого плохого?"

Впрочем, многое в жизни предсказуемо - даже чьи-то поступки, могущие поначалу показаться совершенно неожиданными. И даже то, что когда они, постояв еще немного в тишине, пошли к дожидавшимся их на дороге машинам, Паша чуток приотстал, зашагав рядом с удивленно бредущим за остальными журналистом, а потом совершенно по-детски, несмотря на постоянные утверждения о своей взрослости, ухватил его за большой палец. И то, что Вадик, неловко потрепав младшего Футболиста по голове, пошел дальше, уверенно и крепко держа его за руку. И уж точно то, что вскоре дочь Посудника тоже шла вместе с ними. Так уж устроен мир, если он населен.