Дэн Симмонс - Флэшбэк

Ник сумел ограничиться кивком, отвернулся от Сато и принялся разглядывать заброшенные ранчо, земельные угодья между городами и почти не используемый хайвей под вертолетом. Они уже миновали Колорадо-Спрингс. Позади, справа от них, остался и массив Пайкс-Пика. Широкая вершина горы, на одиннадцать тысяч футов превосходящая высоту их полета, местами уже была покрыта снегом.

— Ник, может, попробуем этот Эф-два? — спрашивает Дара.

Солнечный субботний день. Они лежат в спальне. За окном январь, Даре остается жить всего десять дней. Они только что занимались любовью: неторопливо, без огня, но как чудесно! Такое бывает с семейными парами, которые перешли на новый уровень интимных отношений.

Почти шесть лет Ник не хотел флэшбэчить на эти последние месяцы перед смертью Дары, даже на самые приятные воспоминания: ощущение близости рокового события затмевает радость от созерцания любимой. Но сейчас он сделал исключение: этот полузабытый разговор в январскую субботу, пять с половиной лет назад, мог оказаться важным для нынешнего расследования.

Вэлу десять лет. Весь этот долгий, неторопливый день он проводит у друга-именинника под присмотром Лоры Макгилври.

— Нет, серьезно, — говорит Дара, прижимаясь к нему обнаженным телом. — Обычный флэшбэк ты со мной не хочешь попробовать, так давай хоть этот — о нем теперь все твердят. Я слышала, что он позволяет только счастливые мысли.

Ник кряхтит. Он бросил курить, но именно в этот момент, после любовных ласк, остро ощущает, что в шкафу, всего в нескольких футах, лежит спрятанная пачка.

— Флэшбэка-два не существует, — возражает он. — Это все выдумки. Извини, что разочаровываю тебя, малышка.

— Черт побери. Я всегда думала, что это просто власти так утверждают, а на самом деле вы хватаете употребляющих Эф-два, и у вас среди улик полно ампул с этим добром.

— Не-а, — говорит Ник и проводит пальцами по ее талии. Ему нравится смотреть, как на коже Дары появляются гусиные пупырышки. — Полная брехня. Нет такого наркотика. Но если бы и был, на кой черт он тебе нужен? Мы даже и обычный флэшбэк никогда не пробовали.

— Ты был бы против, если бы я захотела, — скорчила недовольную гримасу его молодая жена.

Старая шутка: она хотела пробовать всякие запрещенные вещи, эта когда-то непреклонная девочка-невеста, считавшая грехом лишний стаканчик вина за обедом.

Ник берет ее голову своими большими руками и легонько встряхивает.

— Что тебя тревожит? Я ведь вижу — что-то тревожит.

Дара поворачивается и опирается на локоть, чтобы видеть его.

— Мне так хочется поговорить с тобой, Ник. Но мы не можем поговорить.

Ник знает, что в таких вот супружеских беседах ничего хуже быть не может, но все же прыскает со смеху. Дара отодвигается от него на несколько дюймов и подтаскивает подушку, чтобы закрыть свои красивые груди.

— Прости, — говорит Ник, вполне искренно. Он знает, что обидел жену. И ему грустно, что та закрывается от него. — Просто мы с тобой все время говорим и говорим.

— Когда ты дома.

— И ты, — упрекает Ник ее в ответ. — Приходишь домой поздно и уезжаешь на выходные не реже, а то и чаще меня.

И опять он жалеет, что сказал это.

— Такая у нас работа… — шепчет Дара.

Паря над этой сценой, прислушиваясь к тогдашним своим мыслям и к их разговору в тот день, пять с лишним лет назад, Ник уже готов признать, что ошибся… что Дара в тот день не сказала ничего важного.

— Я думал, нам нравится наша работа, — говорит тогдашний Ник.

«Идиот. Олух», — думает Ник нынешний.

— Конечно нравится. Мне всегда нравилась. Но нам запрещают говорить о… ну, о служебных делах.

Тогдашний Ник думает, что понимает ее. В расследовании убийства Кэйго Накамуры много такого, о чем он не может беседовать с Дарой, потому что она работает у окружного прокурора Мэнни Ортеги. Тогдашний Ник думает, что она обижена его молчанием.

— Извини, Дара. Есть вещи, о которых я не мог говорить, и…

— Ты идиот! — (Теперь, увидев слезы в ее глазах, Ник пугается еще больше.) — Тебе не приходило в голову, что и в моей работе есть такие вещи, о которых я не могу говорить с тобой, пусть даже мне хочется? Пусть даже мне нужно?

Ему хватает ума — на сей раз — не говорить правду: если честно, о такой возможности он никогда не задумывался. Дара — главный референт одного из помощников окружного прокурора, старины Харви Коэна, который никогда особо не нравился Нику. И он не представляет себе, что о каких-то рабочих делах жена не может говорить с ним — было бы желание. Насколько ему известно, в офисе окружного прокурора, а тем более у Харви, нет никаких незаконченных дел, в которых Ник участвовал бы или должен был выступать как свидетель.

— Это неправильно, — говорит Дара, пряча зардевшееся лицо в подушку. — Хотя неважно… оно уже почти закончилось… еще несколько дней, может, неделя, и Мэнни говорит…

— Мэнни Ортега? — спрашивает Ник. Ему никогда не нравился честолюбивый, ушлый, но не слишком умный окружной прокурор. — Он тут при чем, черт его побери?

— Ни при чем, ни при чем, ни при чем, — говорит Дара и переворачивается на бок, спиной к Нику, по-прежнему прижимая подушку к груди.

Но ее красивая спина и красивый бок обнажены, и Ник прижимается к ним, обнимая жену левой рукой, которая наталкивается на подушку.

— Извини, я был так занят…

Дара тянет руку назад и касается пальцами его головы.

— Это глупо. Забудь все, что я наговорила, Ник. Я объясню… когда будет можно. Скоро.

Он целует ее в шею.

Паря надо всем этим в конце пятнадцатиминутного сеанса, Ник осознает, что почти начисто забыл тогдашний разговор. Он так еще и не понял, о чем Дара говорила, почему плакала. Что-то на работе — на ее работе — беспокоило Дару, уже не день и не два.

— Может, поспим немного? Мы для этого и пришли сюда час назад, — шепчет Дара, снова поворачиваясь к нему. Ее дыхание посвежело от слез.

— Да, конечно, вздремнем, — соглашается Ник. — Я запру дверь — вдруг Вэл вернется раньше, чем мы проснемся?

Высота перевала Рейтон-Пасс составляла всего 7834 фута, но штаб майора Малькольма располагался на несколько сотен футов выше — в военном трейлере, поставленном на невысокой горе к западу от I-25.

Майора явно предупредили о прибытии Сато и о том, что японец — представитель советника. Поэтому Малькольм проявлял к нему минимальное уважение, приняв излюбленный вид армейских офицеров — «я-раздражен-тем-что-трачу-впустую-свое-время-но-другого-выхода-нет». Сато представил Ника только по имени — никак не объяснив его присутствия, — и майор кивнул, даже не посмотрев в сторону второго штатского.

Было время, когда Ник оскорбился бы на такое отношение к себе, но теперь счел это даже удобным. Он хотел погрузиться в свои мысли, а не участвовать в чьих-то делах.