Александр Сивинских - Гончий бес

Я прыгнул к дяде Улугбеку, приставил отломанные рога Искандера к уголкам нали-тых кровью глаз. Соорудил где-то под брюхом рот и зашипел:

– Открывай коридор, дорогой. Как друга прошу.

– От… со… си…

– Дерзко. Тогда считаю до двух. Раз!

Я надавил на один из рогов. Глаз лопнул, из него потекло как из перезрелой сливы. Улугбек завыл.

– Два?

– Сто… стой!.. Секунду… Готово.

Обернувшись, я увидел вместо одной из лабораторий знакомые кафельные стены и наклонный пол.

– Благодарю за сотрудничество, – прошипел я и заревел во всю нечеловеческую глотку: – Дядя Миша! Жерар! Давайте сюда!

Король ушёл и унёс с собой торжествующий ритм «Hound Dog».

Сглатывая слёзы, Марк на коленях подполз к Годову. Тот не двигался. Под грудной клеткой, сухой и твёрдой словно бок деревянной бочки, царила тишина. Фишер достал из кармана зерцало Макоши и поднёс стекло к губам, чтобы определить, есть ли дыхание. Секунды шли, превращались в минуты, но стекло оставалось чистым.

Годов был мёртв, теперь уже окончательно и бесповоротно.

И тогда Марк, повинуясь какому-то подсознательному порыву, развёл пальцами сомкнутые пергаментные веки. А потом переместил зерцало к закатившемуся, густо опу-танному сетью багровых капилляров глазу. Глазное яблоко в тот же миг провернулось. Расширенный зрачок уставился в серебряные глубины ведьмачьего стекла.

Годов выгнулся и заскрёб по полу подошвами и пальцами рук.

Они появились через минуту. Жерар выскочил первый. В зубах он тащил свёрток с моей одеждой. Дядя Миша отстал от терьера прилично. А если сравнить длины их ног, то совершенно неприлично.

– А-а-а! – выплюнув пакет, который был едва ли не больше его самого, заорал бес. – Кто здесь?! Владимир Васильевич, это вы?

– Нет, это не он, – сказал я и начал обратную трансформацию.

Возвращаться в человеческий вид оказалось неимоверно трудно. Сила и дикость па-учка Ананси пьянили покруче неразбавленного спирта. Хотелось навсегда остаться таким – непобедимым и почти всемогущим. Наконец-то до меня дошло, почему отец так сильно любит этот облик, казавшийся мне уродским. Сейчас я осознал – он восхитителен.

Стократ прекраснее, чем жалкое тельце, в котором приходится прозябать Павлу Де-зире.

– Чувачок, обещай больше так не пугать!

Я отмахнулся, понимая, что давать такое обещание – всё равно, что клясться никогда не заниматься сексом.

– А кто эти красавцы? – с интересом тявкнул Жерар. – Пещерные троглодиты? Или качки, перебравшие андрогенов? От тестостерона волосня по телу растёт только в путь!

– Может, одичавшие без военных заказов советские инженеры? – предположил Ко-нёк-Горбунок. Вошёл он, когда я корчился в муках обратной трансформации.

– Кончайте прикалываться, – сказал я, прекратив ощупывать свои слабенькие мыш-цы и тонкую кожу. А ведь когда-то считал себя атлетом, дурачок. – Неужто не узнаёте? Крендель, иллюстрирующий выражение «в рот мне ноги», – дядя Улугбек. Второй – его брат Искандер зуль-Карнайн, что значит Двурогий. Правда, рога ему пришлось обломать.

– Быковал? – спросил Жерар.

– Да вообще! Устроил, блин, родео.

– А где Сулейман Маймунович? – поинтересовался дядя Миша.

– Ещё не узнавал.

– Тогда я этим займусь! – азартно тявкнул бес. – Можно?

– Да на здоровье. Только без фанатизма. Ведь мы не хотим прослыть скинхедами, которые жестоко обращаются с выходцами из Средней Азии?

– Скинхед здесь один, – сказал дядя Миша и любовно погладил бритую макушку. – Но я твёрдо стою на позициях дружбы народов.

– Значит, будешь ассистировать, – решил Жерар. – С этих самых гуманистических позиций. Освободи-ка пасть товарищу Улугбеку. А то он, наверное, все ногти уже себе обгрыз. Как маленький, честное слово!

– Она у него немая, – предупредил я. – Служит чисто декоративным целям.

– Вот как? – удивился бес – Ну, это ничего. Когда за дело берётся ваш покорный, люди начинают разговаривать самыми неподходящими органами. Столько во мне дья-вольского обаяния.

Дядя Миша рывком выдернул ступни из «декоративной» пасти Улугбека. Веером брызнули бурые зубы-гвозди. Улугбек, подвывая, распрямился. Колени с неприятным хрустом заняли нормальное положение. Он перевернулся на спину, неуверенно пошарил лапой по морде, ухватился за рог и выдернул из глазницы. Брызнула струйка бурой крови, впрочем, тут же высохшая. Улугбек облизал рог, как ребёнок леденцового петушка, и от-швырнул его в сторону. Рог полетел, кувыркаясь, и воткнулся в косяк одной из лабора-торных дверей.

– Вопрос вы слышали, – сказал дядя Миша.

– Ждём ответа! – тявкнул Жерар.

– Он в машинном зале, – прошипел Улугбек. – Заждался вас.

Мы одновременно посмотрели на стальной овал двери. Никаких рукояток, замков, рычагов или штурвалов на нём не обнаружилось. Видимо, управление дверью производи-лось с какого-то пульта.

Далеко не факт, что этот пульт сохранился до сих пор.

– Как туда войти?

– Войти должен черво-вещатель. – Улугбек с торжеством уставился на меня единст-венным глазом. – И отпереть изнутри. Если сумеет.

– Ох, блин, – сказал я.

В это время из коридора послышались заводные аккорды рок-н-ролла. А через не-сколько секунд появился Декстер. Он двигался пританцовывающей походкой и «наигры-вал» на мече, будто на гитаре.

– Похоже, мистеру снесло крышу, – пробурчал я в сторону. – Вообразил, что он на-стоящий Элвис Пресли.

Декстер начал отплясывать энергичнее и вдруг рявкнул по-русски:

– Прочь с дороги! Все!

– А ты кто такой, мужик, чтоб командовать? – добродушно спросил Конёк-Горбунок.

– Похоже, Король рок-н-ролла собственной персоной, – сообщил Жерар. – Жив всё-таки! Не зря мне всю дорогу казалось, что с Декстером что-то неладно.

– Да хоть Джон Леннон, – прогудел Конёк-Горбунов. – Вали отсюда, стиляга, пока чубчик не подрезали. У меня опыта по этой части богато.

– Да, я Король, – процедил Элвис. – И я очень спешу. Поэтому все вы сейчас умрёте.

– Да ну? – удивился Конёк-Горбунок. – Прямо-таки все до одного?

В следующий момент он возник за спиной Короля и со всего маху долбанул его ку-лаком по макушке. Как гвоздь забил. Элвис изломался в нескольких местах, будто склад-ной метр, и улёгся на пол. Густо, по-колокольному зазвенел выпавший из руки меч. А дя-дя Миша уже стоял на прежнем месте и дул на ушибленный кулак.

– Опричная Когорта? – потрясённо спросил я.

Он помотал головой.

– Бери выше. Солдат Отчизны.

– Ух, ты! А я думал, это легенда.

– Теперь уже да. Нас осталось-то… раз, два и обчёлся. – Конёк-Горбунок горько ус-мехнулся. – Ушло наше время. Ваше наступило. Поэтому иди, Паша, и разберись с этой гадиной.

– Будет сделано! – сказал я.