Сакс Ромер - Спящий детектив

— Это вовсе не трусость! — спокойно возразил Оттли. — Думаю, вы поступили мудро!

— Почему же?

— Есть у меня одна мысль на этот счет, вот и все. Той ночью мисс Хауфман слышала голос?

— Нет. Кажется, она задремала.

— Голос, что она слышала, звал вас?

— Она не сумела разобрать!

— А к окну она подходила?

— Да, но пряталась за занавеской.

— Что-нибудь видела?

— Нет.

— Я был бы не против ее расспросить, — задумчиво сказал Оттли.

— Она рассказала бы вам точно то же самое.

— Ах, нет, не об этом! Кое о чем-то еще.

Тем вечером мы втроем обедали в «Роще». Еду подавала служанка, которая поспешила исчезнуть, не успели мы покончить с обедом. Беспорядочная игра в бильярд помогла нам скоротать время между сумерками и тьмой, после чего мы с детективом распрощались с Хауфманом, оставив его в доме одного. Действовали мы согласно плану Оттли. Мы прошли по тополиной аллее, вышли из ворот и закрыли их за собой. Затем мы обошли участок и очутились у ограды с задней стороны, прямо напротив ворот. Мы перелезли через стену и увидели заброшенный сад, примыкавший к кухне. Американец осторожно повел меня к дому, который четким силуэтом выделялся на фоне неба, среди древесных ветвей и спутанной массы кустов. Мы на четвереньках проползли по двору и проникли в боковую дверь — она намеренно была оставлена открытой. Тихо притворив дверь, мы пересекли кухню, поднялись наверх и вновь присоединились к Хауфману.

Мне был доверен пост в соседней комнате: я должен был сидеть в темноте и следить, не появится ли за деревьями что-либо движущееся. Хауфман, получив такие же наставления, был отправлен в западную спальню, а детектив остался в комнате Хауфмана.

Я с опаской подобрался к окну, стараясь обходить широкий лунный луч, и заметил слева отблеск света. Оттли зажег лампу: так поступил бы Хауфман, готовясь отойти ко сну. Минуты через три свет погас — и началось напряженное ожидание.

Ветра почти не было, но и слабого дуновения воздуха было достаточно: тополя колыхались и издавали тот таинственный шепот, что ранее слышали мы с Клау. Луна, невидимая из комнаты, плыла в безоблачном небе, внизу лежала черная тень дома с резкими, словно в тропиках, очертаниями. Широкая полоса блестящей под луной травы и гравия переходила в сумрак аллеи, испещренный пятнами мрака. Справа от тополей находились заросли кустов, а за ними сад, простиравшийся до самой восточной стены. С левой стороны млечно отсвечивали стены небольшого домика. Один из прежних жильцов построил для себя каретный сарай, теперь же там стоял автомобиль Хауфмана. Верхние комнаты домика в настоящее время пустовали.

Не могу точно сказать, когда я впервые расслышал нечто в свисте ветвей — некий звук, что не был вызван ветром. Вдруг я осознал, что уже давно прислушиваюсь к этому звуку. Я глядел прямо перед собой, всматриваясь в тени тополей; пригнувшись у окна, я чувствовал, что мои нервы натянуты до предела. Легкий скрип, который донесся слева, дал мне понять, что кто-то тихо приоткрыл окно. Это был Оттли — он намеревался выбраться на балкон. Он тоже что-то услышал!

И тогда, с ужасающей внезапностью, случилось необъяснимое.

Короткий пронзительный крик нарушил тишину, заглушив волну шепота. Тотчас раздался выстрел — и за ним другой. Чье-то тело с глухим звуком упало на дорожку. Я подскочил к окну, широко распахнул его и выскочил на балкон.

— Оттли! — закричал я. — Хауфман!

Где-то хлопнула дверь, и я услышал приглушенный голос Хауфмана:

— Вниз! Спускайтесь!

Я выбежал из комнаты и бросился вниз по лестнице в холл. Хауфман возился с засовами. Его раненая рука все еще плохо слушалась, и я поспешил ему на помощь.

— Боже мой! — вскричал он, оборачивая ко мне побледневшее лицо. — Оттли исчез! Вы что-нибудь видели?

— Нет! А вы?

— Проклятье! Нет! Отошел от окна, чтобы взять репетир! Но голос-то вы слышали?

— Да, совсем ясно!

Дверь распахнулась, и мы выскочили на дорожку.

Оттли нигде не было видно, и мы на мгновение застыли, не зная, что предпринять дальше. Затем, у самой кромки тени, мы увидели на земле тело детектива.

Решив, что Оттли мертв, мы подняли тело и понесли его в дом. Заперев дверь, мы положили Оттли на диван в маленькой столовой. Лицо его покрывала смертельная бледность, кровь текла потоком из страшной раны на голове. Но самым странным была открытая рана прямо над правым запястьем. Кожа вокруг раны изменила цвет, точно от ожога. Оттли не подавал никаких признаков жизни, и мы, двое откровенно испуганных мужчин, замерли над телом.

— Ничего не поделаешь! — медленно произнес Хауфман. — Один из нас должен остаться и присмотреть за Оттли, а другому придется бежать за врачом! Телефона в усадьбе нет!

— Есть поблизости врач? — спросил я.

— Дом на углу, у первого поворота направо.

— Оставайтесь здесь! — сказал я.

Признаюсь без всякого стыда, что с того мгновения, как за мной затворилась дверь, я помчался со всех ног по тополиной аллее и продолжал бежать без оглядки, пока не оставил за собой ворота! Меня подгоняла не тревога, ибо я не сомневался, что Оттли был мертв, но страх, неизбывный страх!

Морис Клау аккуратно расположил на веранде большой саквояж и портплед.

— Добрый день, мистер Хауфман! Добрый день, мистер Сирльз!

У открытого окна появилась фигура сиделки в белом фартуке.

— Добрый день, сиделка! Я прямо из Парижа. Случай сей не должен рассматриваться в рамках теории Циклов преступления, и не кажется мне, что имеет он отношение к истории «Парка». Но мысли суть вещи, мистер Хауфман. Сколь полезно это понимать!

Прошло сорок восемь часов с тех пор, как мы с Хауфманом нашли Оттли в тополиной аллее и принесли его бесчувственное тело в дом. Теперь он лежал в кровати, поставленной в бильярдной, словно подвешенный между нашим и иным миром. У меня имелись все основания подозревать, что врач, лечивший его, был немало озадачен некоторыми из симптомов пациента.

Хауфман изумленно поглядел на Мориса Клау, не совсем понимая смысл его слов.

— Если бы только Оттли мог нам рассказать! — пробормотал он.

— Он еще много дней ничего нам не расскажет, — заметил я, — если, конечно, когда-либо снова заговорит.

— Ах, — вмешался Морис Клау, — со мною он будет говорить! Как? Сознанием! Нечто — предстоит нам еще узнать, что именно — сразило его в ту ночь. Нападение, если то было нападение, произвело на мозг его воздействие столь острое, что ничто иное не успело проникнуть в его сознание! Прекрасно! Тот удар все еще сохраняется в пределах его сознания. Нынешней ночью стану я спать рядом с его постелью. Я не сумею одически стерилизовать себя, но надеяться должны мы. Средь фантазмов, что отбросит сей больной мозг на астральную пленку — на окружающий эфир — смогу я, надеюсь, обнаружить мысль, последнюю мысль пред горячечным бредом!