Лорел Гамильтон - Прегрешения богов

Он внимательно на меня посмотрел, вглядываясь в лицо, будто в первый раз видел.

— Ты бы и без ее просьбы осталась.

— Да, пока они нас не выгонят.

— Почему?

— Никто не должен убивать нас безнаказанно.

— Когда мы узнаем, кто это сделал, ты намерена отдать их под человеческий суд?

— Ты предлагаешь обойтись с ними на старый манер? — Теперь уже я вглядывалась в его лицо.

Он кивнул.

— Думаю, лучше под суд.

— Почему?

Я не стала пропихивать идею о том, что так положено поступать. Мне случалось убивать из мести, и он это видел. Поздно прикрываться словами о святости жизни.

— Потому что наше изгнание в мир людей становится постоянным, и надо учиться жить по их законам.

— Проще было бы казнить убийц самим и сберечь деньги налогоплательщиков.

Я улыбнулась, качая головой.

— Да, так было бы экономнее. Но я не мэр Лос-Анджелеса и за бюджет не отвечаю.

— А если бы отвечала?

— Все равно, — сказала я.

— Потому что теперь мы играем по людским правилам?

— Да.

— Нам не удастся обойтись без нарушений, Мерри.

— Наверное, не удастся. Но пока мы можем, будем их соблюдать.

— Это приказ, ваше высочество?

— Если тебе нужен приказ, то да.

Он подумал немного и кивнул:

— Мне понадобится время, чтобы привыкнуть.

— К чему?

— К тому, что я уже не просто несу смерть, и к тому, что ты заинтересована в правосудии.

— Убийца еще может выкрутиться из-за каких-нибудь формальных моментов, — сказала я. — Здесь правосудие борется не столько за справедливость, сколько за букву закона, и многое зависит от адвоката.

— А если убийца ускользнет от закона из-за формальностей, что ты мне прикажешь?

— Это будет очень нескоро, Дойл. Месяцы или годы. Правосудие здесь неспешное.

— Вопроса это не снимает, Мередит. — Он снова смотрел мне прямо в глаза.

Я спокойно встретила его взгляд из-под темных очков и сказала правду:

— Убийца, кто бы он ни был, либо проведет остаток своих дней в тюрьме, либо умрет.

— От моей руки? — не унимался он.

Я пожала плечами и отвернулась.

— От чьей-нибудь. — Я прошла мимо него к двери.

Он поймал меня за руку и развернул лицом к себе:

— Ты это сделаешь сама?

— Отец учил меня никогда не требовать от других того, что я не хочу делать сама.

— Твоя тетя, Королева Воздуха и Тьмы, никогда не стеснялась замарать свои белоснежные руки в крови.

— Она садистка. Я их просто убью.

Он взял обе мои ладони в свои и нежно поцеловал.

— Твоим рукам я нашел бы занятие менее грубое. Оставь мне эту работу.

— Почему?

— Я боюсь, что, если ты окропишь себя кровью, это подействует на детей, которых ты носишь.

— Ты серьезно? — спросила я.

Он кивнул.

— С убийством мало что сравнится по воздействию.

— Очень постараюсь никого не убивать, пока я беременна.

Он поцеловал меня в лоб и наклонился, касаясь губ губами.

— Только об этом я и прошу.

— А ты знаешь, что дети в утробе на самом деле не чувствуют, что происходит с их матерью?

— Уважь мой каприз, — сказал он, выпрямляясь, но не отпуская моих рук.

Не знаю, сказала бы я ему, что он суеверен, или нет, но меня отвлек стук в дверь. Холод вошел в офис и сообщил:

— Там полиция.

Паслена снова завизжала:

— Не надо полиции! Она не поможет! Ей с магией не справиться!

Мы с Дойлом дружно вздохнули, переглянулись и улыбнулись. Его улыбка была едва заметна, легкое движение губ, и все же мы вышли в дверь, улыбаясь. Но улыбки мигом пропали, а шаг ускорился, когда Холод крикнул, повернувшись:

— Паслена, не тронь полицейских!

И мы поспешили к нему на помощь — не дать крошечной фее разбросать больших злых копов по углам конторы.

Копы оказались хоть и большими, но совсем не злыми, к тому же один из них был женщиной. Это, впрочем, Паслену не успокоило.

Женщине-полицейской не понравился Фар Дарриг. Он и правда страшноват на вид, если только ты не провел почти всю жизнь в окружении существ, рядом с которыми он кажется мальчиком с обложки глянцевого журнала. А вот Фар Дарригу ее страх нравился. Он не упускал из виду истерящую Паслену, но успевал при этом подбираться все ближе к блондинке в отглаженной полицейской форме. Волосы у нее были увязаны в тугой хвост, а все металлические детали формы просто сверкали. Ее напарник был постарше и куда менее отутюженный. Можно было ручаться, что она в полиции недавно. Новички поначалу очень внимательны к внешней стороне работы.

Роберт попросил Эрика помочь Алисе в зале. Наверное, он хотел еще и убрать своего смертного возлюбленного подальше от Паслены, если та опять потеряет голову. Эрику плохо придется, если она вздумает швырнуть его, как Роберта и Дойла. Впавших в истерику фейри лучше окружать предметами попрочнее, чем чистокровные люди.

Паслена сидела на кофейном столе и тихо плакала. Истерика, выброс энергии и плач совсем ее вымотали. Такая маленькая фея вполне может истощить себя полностью — истаять и погибнуть, а за пределами волшебной страны риск особенно велик. Чем больше вокруг металла и техники, тем сложнее жить фейри. Как такая крошка попала в Лос-Анджелес? Чем она заслужила изгнание? Или, может, она просто последовала за своим цветком через всю страну, как насекомое, на которое она похожа? Некоторые из цветочных фей очень привязаны к растениям, особенно если выбрали какой-то определенный вид цветов. Как любой фанатик: чем уже предмет, тем сильнее увлечение.

Роберт сел в одно из мягких кресел, предоставив нам диван. Удобный рассчитан на рост где-то между нашим с Робертом и ростом среднего человека. То есть мне на нем сидеть было удобно, а вот Дойлу или Холоду вряд ли, но они садиться на него и не стали.

Холод присел рядом со мной на подлокотник дивана, Дойл встал у прохода и следил за дверью кабинета. Поскольку мои стражи не сидели, полицейские тоже садиться не стали. Старший из пары, патрульный Райт, явно им не доверял. Он был собран, подтянут, коп с ног до головы, все шесть футов — от короткой темной стрижки до удобных, с любовью выбранных ботинок, стоял настороженно, поглядывая то на Дойла, то на Холода, то на малютку-фею на столе, но чаще — на Холода и Дойла. Наверняка за годы службы Райт научился определять физическую силу на глаз, а еще никого, кто может ее оценить в противнике, мои стражи к себе не располагали. Любой коп предпочитает быть самым крупным псом на псарне — на случай собачьей драки.

Его напарница О'Брайан была ростом не меньше пяти футов восьми дюймов, то есть высокая рядом со мной, но не с моими стражами или своим напарником. Но к своему росту она привыкла, а вот к чему не привыкла — так это к Фар Дарригу, который уже подобрался к ней почти вплотную. Ничего предосудительного он не делал — ничего такого, что могло бы вызвать возражения, — кроме вторжения в личное пространство. Но она не могла не слышать лекций по отношениям людей и фейри и не знать, что одно из важных отличий нашей культуры — куда менее строгое соблюдение личных границ. Так что любой протест О'Брайан был бы бестактностью по отношению к фейри, допущенной в присутствии принцессы Мередит. Я видела, чего стоит ей не рявкнуть на Фар Даррига, подбирающегося дюйм за дюймом все ближе и ближе.