Лорел Гамильтон - Прегрешения богов

Я ей улыбнулась:

— Так — просто отлично. Спа… Ох, простите. Я не должна была.

— Не волнуйтесь. Я не первый век среди людей живу. Одного «спасибо» не хватит, чтобы уложить эту брауни, а, Харви? — И она засмеялась собственной шутке. Харви за прилавком имел вид одновременно довольный и смущенный.

Мясо оказалось нежным, чуть-чуть недожаренным — точно как я хотела. Даже соли было именно столько, сколько надо — почти не было. Я заметила уже, что если я поддаюсь своим внезапным желаниям, вкус пищи кажется неземным. Интересно, всегда ли так бывает?

Матильда притащила себе кресло, няня, которую звали Агнес, сделала то же самое. Похоже было, что мы здесь надолго. Репортеры нас буквально осадили: снаружи собралась уже такая толпа, что началась давка. Передние пытались сдать назад, но за ними было слишком много народу.

Дойл и Холод остались стоять, наблюдая за людьми снаружи. Юный панк стоял вместе с ними, явно наслаждаясь их обществом. Вот он принялся демонстрировать Дойлу и Холоду татуировку у себя на плече.

Матильда послала Харви за кофе. Я с удивлением поняла, что впервые за месяц или больше сижу в компании женщин и не обременена обязанностями принцессы или детектива, и вообще не несу ответственности за всех и каждого. С нами из волшебной страны уехали несколько женщин-сидхе, но все они раньше служили в гвардии принца. Несколько столетий они состояли в страже моего отца, принца Эссуса, а он был дружелюбен, но не слишком. Он настолько же щепетильно соблюдал личные границы, насколько королева, его сестра, ими пренебрегала. Она считала свою гвардию личным гаремом и игрушками для пыток, а он своих стражниц уважал. У него были среди них любовницы, но секс среди фейри не считается чем-то постыдным. Просто так принято.

Женщины-стражницы готовы были отдать за меня жизнь, но вообще-то они должны охранять принца, а принцев, в Неблагом дворе не осталось. Последнего я убила, не дав ему убить меня. Стражницы его потерю не оплакивали — он был садист не хуже своей матушки. Нам пока удается скрывать от прессы, сколько стражей — и мужчин, и женщин — прошли через его камеру пыток.

Многие из стражниц желали бы, чтобы Дойл или Холод, или еще кто-нибудь из будущих отцов моих детей получил титул принца, и тогда они составят его гвардию. По традиции будущий отец моего ребенка сразу должен был получить титул принца, а потом короля или по крайней мере консорта королевы. Но никто не знал, как поступать при таком количестве отцов. Не делать же принцами всех?

Сидя и слушая, как обычные женщины говорят об обычных житейских делах, я поняла, что за все прошедшие годы только посиделки на кухне с Ба или с Мэгги Мэй были похожи на обычную жизнь. В третий раз за день у меня слезы навернулись на глаза. Мне всегда хотелось плакать, когда я вспоминала Ба. Со дня ее гибели прошел всего месяц.

Я не сразу сообразила, что Матильда меня спрашивает:

— Как вы себя чувствуете, принцесса?

— Мерри, — поправила я. — Зови меня по имени.

Этим я заслужила еще одну радостную улыбку. И тут у нас за спиной что-то затрещало.

Мы дружно повернулись и увидели, что оконные стекла вот-вот не выдержат и разобьются под напором журналистов.

Дойл и Холод мгновенно оказались рядом со мной. Они вздернули меня на ноги и мы побежали за прилавок, а оттуда в подсобку. Агнес подхватила малыша и тоже помчалась в укрытие. Снаружи закричали, и стекло лопнуло с высоким скрипучим звоном.

Повсюду было полно парамедиков, полиции и стекла. Внутри магазина никто не пострадал, но нескольких папарацци увезли в больницу. В первых рядах у окон были в основном фотографы, мечтавшие сделать снимок, который их озолотит. Говорят, что за иные снимки платят сотни тысяч долларов и теперь я этим слухам верю.

Люси стояла у меня над душой все время, пока медики со «Скорой» меня осматривали. Мой жалкий лепет: «Со мной ничего не случилось, я не пострадала», — никто и слушать не стал. Когда Люси обнаружила меня посреди усыпанного стеклом магазинчика, она в лице переменилась. Я смотрела снизу вверх на побледневшую Люси и понимала, что пусть мы никогда не пойдем вместе по магазинам, она мне друг.

Санитар со «Скорой» снял с меня манжету тонометра и объявил:

— Все вроде бы в порядке. Давление норма, остальное тоже. Но я не врач, и уж точно не акушер.

— То есть вы считаете, ее надо везти в больницу? — спросила Люси.

Санитар нахмурился. Его сомнения были понятны. Если он скажет «нет» и ошибется, с него шкуру спустят. Но тут хватало настоящих пострадавших, и если он вместо раненого заберет меня из простой предосторожности, а здесь кто-нибудь погибнет без помощи, мало ему тоже не покажется.

Люси решила искать поддержки у Дойла и Холода:

— Скажите ей, что ей надо ехать в больницу. Они переглянулись, потом Дойл чуть кивнул, словно говоря: «Вперед», и Холод сказал:

— Мы не указываем Мерри, что ей делать, детектив. Она наша принцесса.

— Но она ваших же детей носит!

— Это не дает нам права ей приказывать.

Дойл добавил:

— Полагаю, вы поймете нас лучше других, детектив Тейт.

Она недовольно посмотрела на обоих и вернулась ко мне:

— Ты даешь мне слово, что ты не падала сама и на тебя ничего не падало?

— Даю, — сказала я.

Она набрала воздуху, медленно выдохнула и кивнула, решившись.

— Хорошо. Так и быть. Отстаю от тебя. Если из вас никто не чешется, с какой стати я тут дергаюсь?

Я улыбнулась:

— Потому что ты мой друг, а друзья всегда беспокоятся друг о друге.

Она явно растерялась, чуть ли не смутилась, но потом широко улыбнулась:

— Ладно. Езжайте, развлекайтесь уже без приключений.

Дойл протянул мне руку и помог встать, хотя я могла бы обойтись без помощи. Мои стражи оба вели себя спокойней, чем Люси, но они-то были со мной все время. Они знали наверняка, что со мной ничего не случилось, и все же относились ко мне внимательней, чем раньше. Это одновременно умиляло и слегка раздражало, и боюсь, что с течением времени умилять будет все меньше, а раздражать все больше. Но это забота еще дальняя. А сейчас мы можем наконец отправиться на пляж, и солнце стоит еще высоко, и это хорошо.

Санитар спросил:

— Я здесь еще нужен?

— Нет, — сказала Люси. — Забирай кого-нибудь с кровотечением и езжай.

Он улыбнулся, явно повеселев, и заторопился к тем, кому на самом деле нужна была госпитализация.

— Я к вам приставлю патрульных — проводить до машины. — Люси кивнула на журналистов, толпившихся за желтой лентой и переносными барьерами. Пострадавшие папарацци теперь сами стали сюжетом для репортажа. Интересно, насколько им нравится оказаться перед объективом, а не за ним.

— Они за нами и на пляж потащатся, — пробурчал Холод.