Павел Амнуэль - Удар гильотины

– Да? О чем вы хотите сказать?

– У Казаратты что-то с памятью. Он, по-моему, не вполне здоров психически. Но это может говорить как за него, так и против. Нельзя обвинить человека на основании того, что у него нелады с памятью.

– Казаратта, – сказал Мейден, – никогда не обращался к психиатру – ни в больничной кассе, ни к частному. Как и никто из этой шестерки. А что у него с памятью?

– Он утверждает, что несколько месяцев назад в доме, где живет Веерке, были заменены оконные рамы и покрашен фасад. Старые рамы – поднимающиеся – заменили на новые, современные. Почему оказалось, что на самом деле это не так, Казаратта не понимает. У него одно воспоминание наложилось на другое, для психиатра это, возможно, случай обыденный…

– То есть, нужно назначить психиатрическую экспертизу? – спросил Мейден, делая пометку на листе бумаги.

– Тогда назначьте шесть экспертиз, – пожал плечами Манн. – Или даже семь, если включить в список Марию Верден с ее противоречивыми показаниями. Не исключено, что у каждого бред навязчивых состояний. Может, свидетелям только кажется, что они были в комнате Веерке и видели его лежавшим на полу?

– Слишком сложное предположение, – поморщился Мейден.

– Да? А что, полиция тоже пользуется бритвой Оккама одновременно с принципом презумпции невиновности?

– Бритва Оккама? – нахмурился Мейден. То ли он действительно не слышал о средневековом монахе, то ли и с его памятью произошла странная метаморфоза, заставившая забыть то, что он наверняка изучал в университете?

– Не умножать сущностей сверх необходимого…

– Это мне известно, – отрезал Мейден. – Вы правы, лучше всего работают самые простые предположения. Не нужно усложнять. И в этом деле все просто. Знаете, почему я хотел поговорить с вами, Манн?

Манн пожал плечами. Он впервые видел старшего инспектора таким уставшим, поникшим, неуверенным – впрочем, неуверенность могла быть следствием усталости, не нужно усложнять, у Мейдена был трудный день, несколько дел сразу…

– Правосудие – это хорошо смазанная машина, – произнес старший инспектор. Он сидел, подперев голову правой рукой, а левая лежала на столе и будто жила собственной жизнью: пальцы то постукивали по столешнице, выбивая не очень ритмическую дробь, то сжимались в кулак, то расслабленно укладывались и вдруг опять начинали что-то выстукивать. – Как в хорошей машине, в ней все точно пригнано: полиция ищет, прокуратура обвиняет, адвокат защищает, суд приговаривает. Доказательства должны быть точными, обвинение обоснованным, защита аргументирована, а суд справедлив. Крутишься в этой машине, в этом бесконечно вращающемся колесе год, другой, десятый… Привыкаешь. И перестаешь замечать, что время от времени… в одном случае из десяти… а может, из шести или двенадцати, никто этого не считал, я перелопатил огромное количество юридической литературы и ничего не нашел… все одно и то же: как правильно вести расследоание, как правильно строить обвинение, как правильно организовать защиту, как правильно выносить судебные решения, как избегать ошибок… А как, черт возьми, избежать ошибки, если все улики против одного человека, а ты точно знаешь, что преступление совершил другой? Улик против него нет никаких, но достаточно поговорить с ним один раз, это дается с опытом, сначала ничего тебе в голову не приходит, а потом начинаешь понимать… так вот, достаточно поговорить или просто посмотреть человеку в глаза… и ты точно знаешь: это он. Он – преступник. Но вслух сказать об этом не можешь – не засмеют, просто отправят в отставку. Потому что у человека алиби. Надежное, как дрель фирмы «Бош». Или он физически не мог совершить преступления – скажем, безногий, а преступник должен был быстро скрыться. И улики против другого – все до единой. А ты посмотрел в глаза и… С вами бывало такое, Манн? Впрочем, дела у вас более простые…

– Бывало, – сказал Манн. Действительно, бывало – сколько раз такое случалось в его практике! Конечно, дела он вел более простые, чем Мейден – мужу казалось, что жена ему изменяет, и он нанимал Манна, чтобы тот проверил обоснованность подозрений. Манн не один день ходил за женщиной, как привязанный, знал даже, какой туалет она посещает, когда приезжает за покупками в «Тим-там». Не встречалась она с мужчиной, он мог заявить об этом клиенту совершенно точно. Он получал гонорар и оставался в полной уверенности, что женщина, конечно же, изменяет мужу. Достаточно было подойти к ней поближе и будто случайно заглянуть в глаза. «Да, – отвечала она на его немой вопрос, – да, да и да. Изменяла и буду изменять». И это могло происходить на самом деле, а могло быть игрой ее фантазии, ее желаний, запечатлевшихся в памяти так, будто все происходило в реальности. А может, все и происходило, и Манн даже видел ее с любовником, но не придал значения, пропустил, не обратил внимания… Как это было возможно физически, Манн не знал, но чувствовал, что его оставили с носом, и деньги, которые он получал от обрадованного клиента, жгли руки, он старался эти деньги быстрее потратить и, занявшись следующим делом, забыть о предыдущем.

– Значит, – тусклым голосом проговорил Мейден, – вы меня поймете. Вернемся к Веерке. Мне нужно выбрать одного из шести… из семи.

– Кристина не виновата, – быстро сказал Манн.

– Я знаю. Остальные не виноваты тоже. Но эксперт определенно утверждает: рама не могла упасть сама, шпингалеты очень надежны. И Веерке не мог устроить так, чтобы рама упала – высунув голову в окно, невозможно одновременно нажать на шпингалеты, для этого пришлось бы вывернуть руки под немыслимым углом… Я говорил с каждым. Вы тоже. Чисто по-человечески – улик все равно нет, но впечатление… Кто? Кто из них?

– Вы сами говорите – никто…

– Но это невозможно!

– Невозможно, – согласился Манн. – Честно? По-моему, соврать мог любой из них… кроме Кристины.

– Мне нужен один!

Манн покачал головой.

– Послушайте, Тиль, – сказал Мейден, посмотрев Манну в глаза, взгляд был острым и вовсе не усталым, это был взгляд человека, уже принявшего решение, пожелавшего проверить его справедливость и получившего на свои – не заданные – вопросы вполне удовлетворительные ответы. – Я даю вам время до утра. Понимаю, что получить за эти часы новую информацию вы не сможете – разве что ваша клиентка расскажет что-то, о чем умалчивала раньше. Но вы можете обдумать еще раз и еще раз попытаться выбрать – кто? В восемь утра вы сообщите мне свое решение…

– И вы задержите того человека, на которого укажу я? – скептически отозвался Манн.

– Я приму ваше мнение к сведению. Но после восьми утра вы и близко не подойдете к дому Веерке. В ваши отношения с госпожой Ван дер Мей вмешиваться я не имею права. Но клиенткой вашей она быть перестанет. Договорились?