Анастасия Федорова - Дело о полянах Калевалы

Она раскрыла пакет и взяла в руки стопку печатных листков. Вдруг правой ладонью она ощутила легкое покалывание, а, прислушавшись внутренним чувством — и неясное волнение. Она притянула бумаги к себе и, сосредоточившись и закрыв глаза, стала брать по одной в руки и откладывать в сторону. Волнение, исходившее от бумаг, продолжало усиливаться. Что могло так впечатлить Оленеву? Марина вся горела, трепетала от предвкушения чего-то долгожданного. Собрав все свои силы, она словно нырнула глубоко в воду. Все звуки вокруг стали глуше, ощущения собственного тела, мысли, разум — все осталось наверху, она погружалась все глубже в зеленоватый мерцающий искрами полумрак. Где-то в нем были ответы на все вопросы. Когда-то она уже плыла здесь, опускаясь все глубже, усталая от мучительной боли и радостная в преддверии ожидаемого чуда. Чуда не случилось, и ее ребенок…

Марина открыла глаза. Возвращение было таким головокружительным и сильным, будто на нее вылили ведро холодной воды и одновременно ударили под дых. Она наклонилась вперед и часто задышала, жадно глотая воздух.

— Марина, что с тобой? — это Ярослав дотронулся до нее и зачем-то принялся гладить ее плечи. Прикосновение не было неприятным. Она невольно вспомнила, с каким трепетом ждала прикосновений Пети — и как давно она была лишена даже физического тепла. От внезапно вспыхнувших ассоциаций сдавило горло. Марина с усилием взяла себя в руки.

— Все хорошо, Ярослав Олегович, — по привычке, забыв, что они условились быть на «ты», ответила она. — Эта бумажка была для нее очень важна.

Они вместе вытащили страницы из файла. Это был доклад одной из старшекурсниц, посвященный весьма скучным рассуждениям о кормовых смесях. Но вдруг Краснов напрягся и ткнул пальцем в следующие строчки:

«Отдельно стоит упомянуть о т. н. „ведьминых кольцах“, образованных иногда разросшейся грибницей, а иногда кругами из различных цветов, которые называются в таком случае „кольцами фей“. По свидетельству старожилов, некогда в месте, называемом Ведьминой поляной находилось крупное скопление „колец фей“, прозываемое также Прасковьиным ожерельем, что и отражено в старинной записи на памятном столбе. Говорят, подкармливаемая грибницей зелень более полезна и приятна для скота, впрочем, из ущербного центра круга траву брать не рекомендуется».

— Снова эта поляна? — подняла глаза Лещинская. — Похоже, без визита туда не обойдется.

— Пожалуй, что так, — хмыкнул Краснов. — Не исключено, что наша любительница старины наведалась туда. Впрочем, я на ее месте так бы и поступил.

И он прикусил язык, заметив недовольную гримасу Лещинской. «Снова болтаю», — одернул он себя.

— Давайте вернемся и попросим сержанта Киссанен проводить нас, — предложила, поднимаясь с пола, Лещинская. — Не представляю, что мы там можем найти, но лучше осмотреть это место.

Погода удивительным образом наладилась. После дождя в лесу все заиграло и переменилось. Воздух, свежий, пропитанный озоном и свежестью, пах терпкой хвоей, клюквой и грибами. Неумолчно щебетали птицы, вспархивая из-под ног, перелетая с ветки на ветку, гоняясь друг за другом шумными стайками. Отросшие в этот год новые веточки елей и сосен, нежно-салатовые, мягкие и пушистые, пригибались под своим весом, как страусовые опахала. Высокие, по пояс, папоротники, плотные метелки хвощей, разноцветные ковры зелени, маленьких лесных цветов — белоснежных звездочек, розовых и лиловых лесных орхидей, мхов, камнеломки. На пути им встречались поляны, заполненные кустиками черники, блестящей, стелющейся брусники, пышной пеной белеющей земляники. Однажды им открылась огромная прогалина, до пределов видимости полная ландышей, и никто не смог сдержать восхищения.

Лещинская пробиралась в зарослях, подняв голову к едва видимому сквозь кроны деревьев небу с изумленным и сияющим, как у ребенка, лицом. Глядя на нее, Краснов тихо улыбался сам себе, будто сам был причастен к тому великолепию, которым встретила Марину карельская природа.

Они шли уже около получаса. Марина, как обычно, молчала, а вот Котя оказалась интересной, говорливой собеседницей. Всю дорогу они с Красновым обменивались шутками и служебными байками. Он рассказывал ей про свои походы, а она делилась местными легендами.

— Все началось-то не просто так, — поведала она. — Экая невидаль — старый дом! После войны в здешних лесах не редкость найти остатки бывшей деревни или какое-нибудь убежище. Я сама не видела, но говорят, что находили и более старые постройки, неизвестно кем и когда брошенные, почти съеденные лесом или наступающими болотами. Обычно это просто строения, опасные тем, что могут обрушиться вам на голову. Или змея там схоронится. А здесь сразу, как нашли этот дом, так сразу неладное начало происходить. Вот мы придем, вы сразу почувствуете, как там неуютно. Будто кто смотрит за тобой, мысли назойливые в голову лезут. А ночью и с костром, и с людьми тошно — кажется, кто-то за спиной у тебя стоит. Словом, жутковато… Лесорубы потому и бросили там лес валить, что стало им казаться, что на опушку выходит кто. Большой, больше собаки и сидит, ждет, глазами светит… Ну, лесорубы, они понятно — мужики бывалые, чего им собаки бояться? Ну сидит и сидит. А однажды кто-то из них отлучился по нужде, а вернулся весь в крови, лицо разодрано, и ничего сказать не может — как память отшибло. С тех пор долго никто туда не совался.

— Собака, говорите? — задумчиво повторил себе под нос Ярослав, переступая поваленное дерево.

— Ну а потом, уж не знаю, за каким чертом, — продолжала, шагая впереди, Котя, — занесло туда пару студентов. Не то потерялись, не то дорогу попутали, но только пришли они и начали трепаться, что видели ведьмину избушку. И у порога сидела опять же большущая собака. А потом в лесу казалось им, между деревьями мелькал силуэт женщины. Они ее кликали, но никто не ответил. В общем, такая вот ерунда. С тех пор и повадились туда паломничать за своей порцией острых впечатлений. Уж и запрещали, да что там?

— Вы-то сами не замечали ничего подобного? — вставила Марина, раздвигая перед собой здоровенные папоротники. — А то уж больно смахивает на бабкины страшилки.

— Да кто его знает? — пожала плечами девушка. — Странновато там, ясен пень. А уж что там кому виднеется — не мое дело. Сама я никого не видела, но что волки там могут быть, а то и медведь заплутавший — это возможно. Люди? Ну кто знает… Браконьеры, оно дело такое, всюду шастают. Им, конечно, тоже не с руки отвечать, если их кто зовет.

— А последний случай приключился два года назад как раз, и около того времени, как Оленева пропала, — вспомнила Котя. — Тоже пошли двое к поляне, молодцы какие, Блинтайм встречать — тоже мне, эльфы! Обратно один другого на руках тащил. Орет как резаный и тащит. Ну, у одного бошка пробита — на него, со слов второго, обрушились потолочные балки. А второй твердит, что на него собака бросилась и глотку перегрызть хотела. Вот только на руках, на плечах у него порезы, как от ножа, а не как от когтей, и следов укусов не видать было. Назад воротимся, могу показать вам это дело, — добавила она, заметив, что Краснов, первый раз слышавший подобное, недовольно хмурится.