Григорий Симанович - Аполлоша

– Да, простите, Любовь Андреевна, совсем забыл…

Он быстро поднялся на несколько ступенек и подошел ближе, располагающе улыбаясь.

– Есть у моей благоверной коллега, он же приятель мой, тоже очень сильный медиум. Она его терпеть не может – сами понимаете, конкурент. Так вот, он обожает со всякими там жуткими, заклятыми людьми и предметами разбираться. Большой любитель воевать с темными силами зла, с духами преисподней, с барабашками и тому подобное. Я еще в машине о нем вспомнил, да как-то к слову не пришлось. Если вы и вправду хотите эту штуку в металлолом отдать, продайте лучше мне. Я заплачу вам намного больше, чем в приемном пункте, а ему подарок сделаю на день рождения. Конечно, предупрежу его, да он и сам сразу почувствует. Пусть развлечется на досуге. Так как, Любовь Андреевна, продадите?

– Я подумаю, – нарочито суховато ответила Любаша, приоткрывая, но не распахивая дверь.

– Вы позволите позвонить вам, ну, скажем, завтра к вечеру? Надеюсь, – он улыбнулся еще шире и с легкой иронией закончил… – вы уже примете это историческое решение.

Малян достал ручку и попросил мобильный телефон. Любаша продиктовала, будучи не в состоянии с ходу мотивировать отказ. Она даже не сообразила предложить: «Лучше дайте свой, я перезвоню».

Она готовила себе ужин и размышляла, что же теперь делать. Только сейчас становилось ясно, в какую загадочную историю она вляпалась и с какими непостижимыми и опасными проявлениями потустороннего мира связаны и ее густой денежный навар, и ее закадычные друзья-любовнички.

В эти минуты ей нестерпимо хотелось с кем-то своим открытием поделиться. Но с кем? Нет родной души! Проклятое одиночество!

Она ощущала и тотчас подавляла в себе порывы схватить трубку и набрать Гошу. Именно Гошу. И заявить, что все знает. А дальше?

Идей не было, кроме отвратительной: «Примите меня снова в игру, а иначе…»

«Шантаж. Стать дрянью в собственных глазах? Бросить вызов людям, которые дали тебе заработать кучу денег? Нет, никогда!.. Погоди, Любаша! Почему обязательно шантаж? Просто признаться, что выпила лишнего, залезла в шкаф, увидала, потом догадалась… И попросить. Просто попроситься на ту же работу. На любых условиях. Еще хотя бы на годик. Нет так нет! Заверить, что в любом случае буду молчать как партизан. Не знаю, не знаю… А что, если с Костиком поговорить? Он сумасшедший гений, что-то чувствует… Раскрыться ему. Просить за двоих. Эх, была не была!..»

Она выискала в «Контактах» мобильника номер Утиста. Он еще не спал.

На следующее утро они встретились в его квартире.

События последующих нескольких дней развивалась по сценарию, предуготовленному немилосердным стечением известных нам обстоятельств.

Спустившись к машине, Ашот Малян немедленно вызвонил «эксперта – антиквара» Роберта Маляна. Это был царский подарок брата: Роберт вспомнил все известные ему на армянском слова благодарности, нежности, любви и восторга. Ашот подробно рассказал обо всем, что произошло и что узнал о женщине.

Через два часа, когда в доме Любаши светились только редкие послеполуночные окна, в ста метрах от ее подъезда, на другой стороне газона, припарковался компактный «дэу матисс». За рулем был Додик. В его задачу входило не стать в ближайшие сутки изуродованным трупом с отрезанными чреслами. А для этого нужна была самая малость: не упустить выходящую из подъезда женщину с известными приметами. Если вдруг появится до рассвета (Роберт перестраховывался) – дать знать и прилипнуть к ней намертво. Если нет, к шести тридцати утра его сменит профессионал. Все!

Додик шесть часов кряду в тихом ужасе пучил глаза на едва подсвеченный тусклой лампочкой подъезд, позволяя себе лишь изредка протирать их тыльными сторонами ладоней и стараясь как можно реже моргать.

Его сменили в шесть. Он никогда не видел этого сутуловатого человека с гитлеровскими усиками и тонким искривленным носом. Тот словно выткался из сумеречной тени, уткнулся в боковое стекло и жестом показал: «Вали!» Пока он парковал свою двухдверную, с сильно затемненными стеклами, «ауди мини» на Додиково место, тот едва удержался, чтобы не врезать по газам и не рвануть, словно смерть вот-вот ринется вдогонку.

Когда он был уже далеко, в «ауди» подсели еще двое. Они молчали, изредка лениво перебрасываясь фразами ни о чем.

В десять пятнадцать вышла Любаша. Приехавший на «ауди» покинул водительское кресло и, соблюдая дистанцию, отправился за ней. На ходу сделал звонок Роберту Маляну. Произнес одно слово: «Пустая».

Двое других, выдержав паузу в тридцать минут, вошли в подъезд, оснащенный допотопным кодовым замком (цифры Ашот запомнил).

«Гитлер» доехал с Любашей до метро «Выхино», втиснулся в автобус через другую дверь и вышел на Ферганской улице. Такому профессионалу, как он, легче легкого было «вести» ничего не подозревающую женщину, да еще в толпе. Впрочем, он заметил, что по пути она несколько раз с опаской оглядывалась назад, подозрительно посматривала по сторонам. «Тревожится», – решил «Гитлер», и на всякий случай, улучив момент, напялил неприметный серый берет.

В глубине квартала она пару раз спросила дорогу и подошла к крайнему подъезду панельной пятиэтажки. Это был для «Гитлера» «момент истины». Он ускорил шаг и приблизился ровно в тот миг, когда Любаша набирала код на домофоне. Он записал его в памяти – на зрение не жаловался! – и, резко взяв влево, свернул за угол.

Первого контактера, на которого вышел «объект», можно было пробивать по адресной базе МВД. Впрочем, все зависит от партнеров. Возможно, они нашли и изъяли предмет, так что – и не понадобиться.

Он набрал Маляна.

– Ну что?

– Там нет. Где она?

– Ферганская, девять, первый этаж.

– Жди, веди дальше, сообщай.

«Гитлер» выругался.

– Это твоя работа, сынок! – Малян отключился.

«Гитлер» ошивался окрест, сидел на лавочке, посматривая поверх газеты, – через два часа она появилась. Ему показалось, что она еще больше напряжена.

На обратном пути она остановилась у палаток возле метро, купила курицу гриль, зелень, бутылку «пепси». И домой.

«Гитлер» контролировал подъезд из «ауди», припаркованной там же. В двадцать два ноль-ноль он позвонил Маляну.

А за час до этого Любаша ответила на звонок Ашота. Она приготовила версию.

– Вы уж извините, но мне тут один знающий приятель посоветовал утопить эту нечисть. Я ее сегодня в Яузу выкинула, и сразу как-то на сердце стало уютней. Деньги не главное, согласитесь. Душевное спокойствие важнее. Еще раз прошу извинить меня.

– Ну что вы, что вы! Ваша вещь – ваше решение. Это вы извините за назойливость. Буду польщен возможностью как-нибудь поужинать с вами, пообщаться, вы такой интересный человек.