Валерий Симанович - Vector Spiritus

Луна прорвать
пыталась тщетно
Небес свинцовые завесы.
Норд-ост ревел
над морем хрипло.
Сбивались с курса корабли.
Прибой швырял
на берег льдины,
Пугая одиноких чаек…
Дробились звуки.
И как струны
Стонали тяжко провода.
А в тихой гавани,
у мола,
Восторженно смеялись люди,
Звучала музыка, и лилось
Струёй кипящее вино.
Морозный ветер жёг мне щеки.
Душа желала откровений.
И жадный взор искал причину
Остаться раз и навсегда
У края ледяного моря,
Питаясь мощью зимних бурь.

1985—1986г.

Тонкие, прозрачные ладошки,
Быструю смешинку на губах,
И глаза большой сиамской кошки
Вижу по ночам в тревожных снах.

…Так мучительно пылают розы
В лунном серебре пустых садов.
Тает незнакомый отголосок,
Унося во тьму обрывки слов…

И, взлетев эфирною душою
Выше предрассветных облаков,
Я смеюсь и плачу над собою,
Не найдя бредовую любовь.

1985—1988 г.

Мне прилив оставил в лёгкой пене,
Позабыв, прозрачные агаты,
Словно слёзы призрачной сирены,
Ощутившей боль чужой утраты…

В глубине камней укрылась нежность,
Тайна робких встреч и поцелуев,
Лучезарные мечты и безмятежность —
Всё, о чём ночами я тоскую,

Что вернуть пытаюсь. Но как прежде
Утренний прилив следы смывает.
И упорно глупые надежды
Сердцу не прощает, не прощает…

1987—1988 г.

Умирая, мой друг подарил мне железную розу.
На её лепестках запеклась почерневшая кровь.
И теперь по ночам с ощущением тайной угрозы
Он приходит ко мне
в череде утомительных снов.

Наклоняясь, беззвучно разбухшими
шепчет губами,
Полыхая бездонным провалом горящих глазниц.
А наутро уходит незримыми смертным путями,
Оставляя гнетущий,
пронзительный скрип половиц.

Лишь набросит рассвет
мне на окна багровые тени —
Злополучная роза, почувствовав зов пустоты,
Оживёт и, исчезнув, появится в небе весеннем
Воплощением утренней, яркой, томящей звезды.

Ослабеет дыханье от тонкой трепещущей боли,
Потускнеют глаза, побледнеет, набрякнет лицо —
Так железная роза моей наливается волей,
Чтоб из Ада вернуть
неугодных судьбе мертвецов.

1988—90 г.

Трамваи уходят в степь,
Трамваям в городе жарко.
Трамваи танцуют степ
Вдали от ремонтного парка.

Трамваи ищут траву:
Роскошную марихуану.
Трамваи от счастья ревут,
Валяясь на чистой поляне.

Разорваны провода,
Возить никого не надо.
Отныне и навсегда
Трамваи – вольное стадо!

1988 г.

Во мраке запутанных улиц
Невольно почувствуешь дрожь,
Заметив немое виденье,
Как будто сверкающий нож:

Прекрасную тихую девочку,
С затмением солнца в глазах,
С восторженной хищной улыбкой
На чувственных тонких губах.

Она пролепечет: «Любимый…»
Почувствуешь цепкость руки,
И сладким ночным поцелуем
Сомкнутся на горле клыки…

1988 г.

Стремиться вверх!
Когда ушла надежда,
И губы, улыбаясь, шепчут: «Что ж»,
А сердце бьётся успокоено и нежно,
По телу – дрожь…

Стремиться вверх,
Когда любовь приснилась,
А жажда славы грубо тянет вниз,
Когда в душе твоей ничто не изменилось,
А смерть – каприз…

Стремиться вверх!
Когда нет силы верить
И чувствовать немую пустоту,
И думать, что все люди – звери,
Забыв мечту…

Стремиться вверх!

1989 г.

Утомительный день
попрощался рукою заката,
И прохлада скользнула
по площади нежной змеёй.
Безмятежность присела
незримо у летнего сада,
Излучая спасительный сон
и душевный покой.
На фасады домов
опустились железные шторы.
Опрокинуты отблески
в Улицы без Конца,
Где недорого сумрака
фирменный джинсовый морок
Продавал на пустынном углу
Человек без лица —
Архитектор событий,
пугающий с первого взгляда,
Замороченный джазом,
пришибленный,
с «левой резьбой»,
Выдавал клокотание труб
городского уклада
Одиноким прохожим
за чистый фагот и гобой.
Протянув электричества
бледные тощие руки,
Побирался, мигая,
бездомный унылый фонарь.
Но не глядя бежали
по кругу любовные муки,
Грохоча кандалами
надёжных супружеских пар.
Желтоглазый трамвай,
с душой городского балбеса,
Хохотал на ходу,
содрогаясь от мелких вибраций.
И шептались с опаской,
топорща во тьме ирокезы,
Захмелевшие, скромные
панки-акации…

1989 г.

Я сплю, но снова для меня
Иллюзия настойчиво рисует
На крышах города дождями пастораль.
С неё сотру туманную печаль —
И сердце, вздрогнув, заликует
Упрямым языком огня.

Всё в мире охватила мгла,
Но шёпот поднебесной высоты
Зовёт из плена суеты куда-то вдаль.
И губы вторят: «ничего не жаль…»,
В овраге ждут озябшие цветы.
И храм души звонит в колокола.

Случайный унисон почти не слышим,
Неповторим ни в чувствах, ни в тонах.
Былое – прах. И наша память умерла.
Остались лишь слова: «Нет зла.
Весь мир любовью движим.
Ищи её в обычных мелочах»…

1989 г.

…Пока слепо плыл сон над земными надеждами,
космос кровью сочился над погибшей любовью…
был из скрытых людей свет тот медленно изгнан,
и Небо
не спало…

…Звёзды плавали в океане
несдержанных радостей,
там, где Время ржавело
на кладбище брошенных лезвий,
темнота шевелила обрубками рук,
и Небо
не спало…

…Ад был белыми хлопьями слеплен,
пустота пила знаки внимания смерти,
не верил никто в доброту,
и Небо
не спало…

Но сквозь крик сумасшедше ревущих галактик,
разрывая пространства и груди,
вставал Свет…
и Небо
у
с
н
у
л
о…
1989 г.