Валерий Симанович - Vector Spiritus

1990 г.

Я молчу:
Одинок, неподвижен.
Много дней в переулках пустых
Наблюдаю, как падают с вишен
Лепестками
на землю
мечты.

Знаю:
Глупость дошла до предела,
Но иначе нельзя объяснить,
Что душа без тебя очерствела.
И не может
как прежде
любить.

Вскрою
Бритвою злой укоризны
Небосвода разбухшие вены.
Алой кровью заката брызну
На твоё
лицо
и колени.

Испугаешься?..
Засмеёшься?..
Пролепечешь обиженно:
«Глупый!»
Но поймёшь, и, конечно, вернёшься,
различив
в небесах
мои губы.

1990 г.

…Я осторожно подошёл на цыпочках
и заглянул через плечо.
Ты читала пожелтевшие письма человека,
который когда-то тебя любил.
Читала увлечённо и горячо…
Я задумался…
Всё понял.
Ушёл.
И больше никогда не приходил…

1990 г.

В полнолунье встают из гробов вурдалаки
И привычно стучатся в окошки домов.
В их глазах затаённая нежность собаки,
На губах запеклась почерневшая кровь.

Вурдалаки рыдают, царапая стёкла,
Закадычный приятель и старая мать,
Умоляя: «Впустите! Мы насквозь промокли!»
Но нельзя им ни окна, ни дверь открывать.

Ну а тот, кто не выдержит пытки любовью,
Пропадет: вурдалаки его разорвут.
И холодные твари, насытившись кровью,
На заре под землёю до срока уснут…

1990 г.

Милая, не нужно плакать зря.
Унесет сомненья южный ветер.
И весенняя пьянящая заря
Сердце успокоит на рассвете.

Милая, усни, забудь вину…
Где-то на другом конце планеты,
Серебро сплетая в тишину,
Пауки разбрасывают сети.

Милая, разлуки не оплакать.
Это – вечный, но не стоящий вопрос.
Ты поверь, что слёзы – просто слякоть.
Брось монетку сна в озёра грёз…

1990 г.

Ветер-демон нёс меня к востоку,
Разрывая грозовые облака.
Пустоглазый, хищный и жестокий,
Словно зверь, попавшийся в капкан.

Он кружил над вечными лесами,
Вырывая их с корнями из земли.
Засыпал долины пеплом и камнями,
По-собачьи плакал и юлил.

Я сидел, схватившись за загривок,
На его невидимой спине,
Выверяя путь свой без ошибок
К тёмной, неизвестной стороне.

Где-то там языческие боги
Предначальных выцветших времён
Укрывают в призрачных чертогах
Тайну первых чисел и имён…

Отыщу рунические строфы,
Прошепчу, и сгинет навсегда
Бесконечный сон Ильдабаофа,
Не оставив в мыслях и следа.

1990 г.

За то, что я жил, словно Ангел небес,
Познавший земные пороки;
За то, что душою был беден как Крез
И не платил налоги;

За то, что был ласков, как крокодил,
Лобзавший чужие ноги;
За то, что «царскую водку» пил
И не боялся изжоги,

А также за то, что судьбу ухватил
Нежнейшею хваткой бульдога —
Господь от щедрот меня наградил
Талантом изящного слога…

1990 г.

Ты шустрее колибри…
Воруешь нектар
Из садов золотого сечения.
Я – другого калибра,
В душе – золотарь,
Очищаю колодцы терпения.
В первородном грехе
Мы слились налегке,
Задыхаясь от наслаждения.
И теперь не уснуть…
Как пролитая ртуть,
Мы скользим по стеклу откровения…

1990 г.

Я любил наблюдать несказанную радость
Восхитительных глаз. И всегда невпопад
Я тебе говорил откровенную гадость,
Замечая, как тонкие губы дрожат…

Я любил удивлять и, порой поневоле,
Перемешивал нежность и строгость ума.
Я упорно ломал трагедийные роли
Примитивным набором комичных гримас.

Я любил уходить без прикрас, не прощаясь,
Возвращаясь с опухшим испитым лицом,
И, тебе словно Деве Марии покаясь,
Рассуждать о несчастной судьбе подлецов.

1990 г.

Левой ногой – по зелёной траве,
С предвосхищеньем в хмельной голове.
Навстречу желаниям юных богинь,
Пьющих из глаз моих ультрамарин.
Звуки чеканя в кузнице слов
Из предрассудков и сумрачных снов.
В панцирь бессмертия дух облачив,
Чествую всех, кто напорист и жив.
Жду воплощения смелых идей.
И людям не веря, верю в людей.

1991 г.

Я – человек-ядро.
Ко мне – на пушечный выстрел…
Неотвратимо в срок
Огонь бока мои выбрил.

Не целясь – в любую грудь,
Любую точку города.
Неуловимый как ртуть,
Потяжелее золота.

Предпочитаю полёт
Свободному падению,
Чтобы жара – там, где лёд,
И постоянное жжение…

Я – неожидан как гром!
Совсем не умею – назад.
Я – человек-ядро,
Пущенный наугад.

1991 г.

Отдыхали без просыха,
Танцевали не в лад
Под картонным подсолнухом,
В обрамленьи гирлянд;
Истоптали подошвы
Вплоть до самых колен,
Хохотали истошней
Кровожадных гиен;
Разрывали могилы,
Хоронили живых,
Тротуары мостили
Переплётами книг.
Всё пустили на ветер,
Без хлопот и войны,
Карнавальные дети
Сумасшедшей страны.
Но закончилась брага
В високосном году,
И весёлые флаги
Утонули в чаду…

1991 г.

И был твой взгляд окамасутрен,
Обрахмапутрен в полный рост.
Меня нашли живым под утро,
Без денег, втоптанным в компост…

И, взяв топор на встречу с гуру,
Я поспешил в знакомый дом,
Чтоб посвятить себя в авгуры
Его горячим потрошком.

А остальную мяса груду
Продать (чтоб знал, чему учить!)
Соседу – он из секты Вуду.
Вот только б не продешевить…

1991г.

…И вот под рукой телефон,
и некому позвонить.
Какой же бездарный я выдумал сон…
Хотел помолиться —
некого даже молить.
Встал.
С глазами бездомной собаки
пошёл искать себя.
По улице брёл в предчувствии драки.
Думал:
сумел жить не живя,
А теперь вот хочу суметь
не умирая умереть.
Заявлял о победе,
как последний нахал.
Всех обманывал.
И всё ждал…
Подытожил.
Успел.
Человек… без греха.
Никто не поможет,
никому не жаль.
Истина!
Где ты дрейфуешь,
старуха?
Путаясь в хаосе каторжных мыслей,
меняя векторы духа,
Я давно перешёл на числа,
Но в сердце по-прежнему глухо.
Объясни, наконец,
для чего нам слова,
В которых нельзя отразить,
Как у казнённого мира болит
Отрубленная голова?!
Молчишь.
Не торопишься множить печали.
Да и я не намерен себе изменить.
И лишь телефон
сквозь мембрану
устало
Просит настойчиво:
«Пить…
Пить…
Пить…»