Дуглас Престон - Влияние

Выйдя из гостиницы, Форд направился к полю на краю города, где располагались ремесленные мастерские по изготовлению «древностей». По мере его продвижения картина вокруг менялась: цементные постройки уступили место соломенно-деревянным хижинам на сваях с рисовыми полями вокруг и повозками с запряженными в них буйволами. Раскинувшееся на просторе поделочное предприятие кипело активной деятельностью — в выстроившихся длинными рядами открытых палатках под веселый стук зубил творили каменотесы. В этом наиболее известном в Камбодже месте даровитые ремесленники превращали груды песчаника в якобы ангкорские древности для продажи в Бангкоке и по всему миру.

Прогуливаясь по этому оживленному рабочему цеху под открытым небом, Форд наблюдал, как под перестук зубил каменотесов из уложенных среди мешков с песком булыжников рождаются чудеса одиннадцатого века — танцующие апсары, Будды, фаллосы и наги. Тут же рядом из металлического сарая доносился шум подключенного к генератору современного принтера, печатающего все необходимые «документы», удостоверяющие подлинность происхождения того или иного артефакта. А по другую сторону свежеиспеченные поделки подвергались обработке всевозможными кислотами, грязевым ваннам, окраске чаем, покрытию яичным белком и даже погребению для придания им пущей убедительности.

Окидывая взглядом толпы рабочих, продавцов и покупателей, Форд искал знакомый силуэт своего старого приятеля Хона. И вот наконец тот появился — невозможно было не заметить его пухленькую фигурку с точно отполированной маковкой, мелькающей среди мастеровых, — то и дело заговаривая со всеми, постукивая тростью по изваяниям, громко хохоча и явно получая удовольствие от происходящего.

— Хон! — Устремившись к нему, Форд тепло пожал его руку.

— Уаймэн, друг мой! Как же здорово тебя видеть, мать твою!

— Меня зовут Керк, — подмигнув, поправил тот.

— Керк, дружище! — не моргнув глазом воскликнул Хон и, запрокинув голову, звонко рассмеялся, однако тут же посерьезнел. — Вот уж не думал, что вновь увижу тебя после… — Он замолчал, недоговорив.

— А я вот здесь.

— Ты чертовски похудел, Керк! А волос седых!.. Но есть древняя камбоджийская поговорка: «Снег на крыше не означает, что в камине погас огонь»! — Он вновь рассмеялся.

— Почему-то не верится, что поговорка древняя камбоджийская.

Хон махнул рукой.

— У меня для тебя подарок. — Сунув руку в карман, он вытащил оттуда головку Гаруды — мифического существа в виде птицы. — Подделка, конечно. С возвращением.

К счастью, Форд не забыл о камбоджийском обычае обмениваться подарками.

— А это — тебе.

Сквозь круглые очочки Хон уставился на зеленый камень.

— Только не говори мне, что ты приехал в Бангкок скупать камни!

— Это настоящий изумруд. Качества, надо сказать, паршивого, но мне понравилась резьба. И, могу тебя заверить, меня не обманули.

Хон, сощурившись, осмотрел минерал, снял очки, протер их полами рубашки и вновь надел.

— Не может быть — тоже Гаруда!

— Великие люди одинаково мыслят. — Форд указал в сторону поля, свободную от палаток. — Прогуляемся.

Они немного прошли молча.

— Мне так и не представилась возможность сказать тебе, как я сожалею…

Едва коснувшись плеча, Форд остановил его.

— Не надо.

Хон кивнул, и они пошли дальше.

— Неплохой бизнес, а? — показал он на палатки.

— Отличный, — согласился Форд. — По крайней мере теперь хоть не разбирают храмы на камни — полностью одобряю.

— Добро пожаловать в новую Камбоджу!

Пока они шли, Форд украдкой посматривал на своего старого приятеля — тот ничуть не изменился. Хону по идее было не меньше пятидесяти, однако время, казалось, не властвовало над ним: опрятно одетый в холщовый жакет оливкового цвета, белую сорочку со свободно повязанным галстуком и брюки цвета хаки, с тростью в руке, он походил на персонаж из фильма про Индиану Джонса. Внешность порой обманчива — он был человеком на редкость отважным, спокойным и хладнокровным. «Вот, — думал Форд, — что значит вырасти при режиме красных кхмеров».

— Так что за задание, Керк?

— «Медовое».

— Ты про девочек или про камешки?

— Камешки. Я здесь для того, чтобы выяснить, откуда веревочка вьется.

Резко остановившись, Хон повернулся.

— Ты вернулся в ЦРУ?

Форд покачал головой.

— Я на вольных хлебах.

Сжавшая трость рука Хона несколько расслабилась.

— И на кого же ты работаешь?

— Не важно. Мне необходимо установить Джи-пи-эс-координаты местонахождения, все задокументировать, сфотографировать, снять на видеопленку и передать информацию.

— И что некто будет с ней делать?

— Не знаю, да особо и не интересуюсь.

Хон задумчиво покивал, теребя мочку уха.

— Здесь есть некий посредник, торгующий «медовыми» камнями, по имени Прам Форганг, — сказал Форд. — Знаешь его?

Хон склонил свою кругленькую голову.

— Да, конечно. Он один из основных торговцев в городе: камни, антиквариат и рис — все три кита нашей экономики.

— У него есть семья?

— Сын. Восемнадцать лет. Толковый парень. Учится в университете в Пномпене.

— А Прам живет один?

— Да.

— Надо нам с ним сегодня вечером побеседовать.

У Хона заблестели глаза.

— С применением силы?

— Нет.

Лицо Хона выразило некоторое разочарование.

— А как же ты собираешься добиться того, что тебе нужно?

Прищурившись, Форд посмотрел в сторону металлического сарая на противоположном конце поля, где работал принтер.

— Так, говоришь, его сын — студент? Возможно, понадобится лишь пара листков бумаги.

Он быстрым шагом направился к местной типографии.

Рэндал Уорт привязал шлюпку к городскому причалу, надел рюкзак и, втянув голову в плечи, направился по пирсу к пристани. Было пять часов: может, повезет — и он никого не встретит. Он ощущал тяжесть упиравшегося ему в бок старого пистолета «РГ» сорок четвертого калибра, обычно хранившегося на катере, а сейчас перекочевавшего за его пояс.

— Эй, Уорт.

«Твою мать». Подняв глаза, Уорт увидел человека, которого хотел бы видеть меньшего всего. Эрни Джура — владелец промыслового коопа, под шесть футов четыре дюйма ростом и за двести двадцать фунтов весом — стоял в штормовой экипировке и резиновых сапожищах. Джура издевался над ним еще в школе, но не оставил этого занятия и потом.

— Мне нужны деньги, которые ты мне задолжал за солярку, — триста двенадцать баксов. Пока я их не получу, тебе у меня солярки не видать.

— Я же сказал, что расплачусь. — Уорта затрясло от злости. Он не сомневался, что Джура и был тем мерзавцем, что срезал его ловушки для лобстеров.

Посмотрев на него в упор, Джура прищурился.