Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

Поэтому два депутата Госдумы Момот и Чумаков, приятели-анархисты, никуда не поехали, а отправились в клуб «Лепрозорий», перепились и устроили там дебош. За битую посуду и синяки официантов рассчитался Момот. Он, конечно, не олигарх, но в Охотском и Японском морях у него целая рыболовная флотилия. А вот Чумаков гол как сокол. Хотя в «Лепрозорий» приехал на шестисотом «мерседесе».

Как говорится в Коране – а может, в сказках «Тысячи и одной ночи» – пересыпался песок времен, сроки истекли и предначертанное исполнилось. В урочный час Али Саргонович Бабаев взошел по лестнице к залу заседаний Думы, остановился у стенда объявлений и прочитал повестку дня:

1. Доклад спикера о планируемых законопроектах.

2. Прения по докладу.

Стенд находился около гипсовой статуи Сократа – она, очевидно, символизировала бескомпромиссность в партийной борьбе. Нахально выставив босую ногу, философ готовился испить из чаши с ядом, как бы намекая депутатскому корпусу, что истина дороже жизни. Однако жизнь у нынешних парламентариев была хороша, гораздо сытнее, чем у афинских архонтов, и расставаться с нею они не спешили. Впрочем, Бабаев мог им в этом посодействовать.

Толпа обтекала его слева и справа, мелькали знакомые по снимкам лица, суетились репортеры, оттиравшие друг друга в попытках взять интервью, метались депутатские помощники с грудами бумаг, секьюрити бдительно следили за людским водоворотом, высматривая шпионов и шахидов, неторопливо и важно шествовали лидеры фракций, окруженные свитой, а те, кто рангом помельче, пристраивались в кильватер больших кораблей или тусовались в думской столовой и многочисленных буфетах. Словом, коридоры власти шумели и бурлили как начинающий закипать Везувий. Но лава еще не текла и пепел пока не летел – вероятно, то было делом грядущего.

Укрывшись в тени Сократа, Али Саргонович ловил обрывки фраз, полные государственной мудрости:

– Согласие есть продукт непротивления сторон…

– Думаю, это происки Пентагона…

– Политик из тебя, Василий, как из козьей задницы труба…

– Судьбоносные проблемы страны не решаются экспромтом…

– Мой голос дорогого стоит…

– Геннадий Михалыч сказал: ясно, как шесть по горизонтали…

– Это все равно, что затыкать квадратную дыру круглой пробкой…

– «Персик» не пойдет на компромисс…

– Он хоть был в ЦК, а идиот…

– Нажрался водки в «Нефтяных полях», спустил штаны и говорит…

– В России две проблемы – дороги и дураки…

– «Муромцы» это продавят, не блокируясь с Чайником…

– Наша стратегическая концепция…

– Ты в «Лепрозорий» ходил? Ка-акие там девки!..

Наконец гул, шелест, гомон, шарканье ног были перекрыты громким уверенным голосом:

– Он коммунист! Это клинический факт! Вякнет, я ему печенку вырву!

Растопырив локти, расталкивая думскую мелкоту, к дверям шагал Папа Жо. За ним, словно подхваченные ураганом, неслись соратники, восемь или девять человек, и среди них Помукалов. Хоть и страдал он шизофренией, но глаз имел острый – заметил Бабаева, притормозил, вцепился в рукав и зашептал:

– Что же вы, мой драгоценный, коллег сторонитесь? Нехорошо, нехорошо! В единстве, знаете ли сила… И укреплять его мы будем в «Лепрозории», в ближайший выходной. Непременно приходите! Владимир Маркович приглашают.

– А почему не в «Эль Койот»? Или в «Нефтяные поля»? – спросил Али Саргонович.

– Фуй! «Койот» и «Поля» уже не в моде! Теперь все ходят в «Лепрозорий», – сообщил Мутантик и исчез.

Бабаев двинулся следом, отыскал свое место и сел. На узеньком столике, рядом с прорезью УПГ [46], лежало несколько страничек доклад спикера Бурмистрова, где среди трехсот пятнадцати законодательных инициатив был и бабаевский проект отмены прописки. Это радовало, но огорчало то, что шел он под двести семьдесят третьим номером, а перед ним стояли другие предложения, плод лукавого думского ума: о развитии пчеловодства в Мурманской области, о заселении Курильских островов русскими экспатриантами из стран Прибалтики, об истреблении диких кроликов на Кубани с целью минимизации потерь зерновых. Перелистав странички, Бабаев печально вздохнул, повернул голову и встретил взгляд соседа справа. То был худощавый мужчина примерно в его годах, с пышной прической, щегольскими усиками и довольно приятной внешностью.

– Кузьма Васильевич Находкин или, если угодно, КВН, представился сосед и тут же добавил: – Я веселый, но не находчивый.

– А я не веселый, зато находчивый, – ответил Бабаев и назвал свое имя. Они обменялись рукопожатием.

– Прекрасная пара из нас получится, – молвил КВН. – Кстати, слева от вас – Федор Борисович Рождественский, он же – ФБР. Горячо рекомендую.

Али Саргонович пожал руку другого соседа, полного красноносого мужичка с кудлатой бородкой. Подмигнув, тот сообщил Бабаеву:

– А известно ли вам, батенька мой, почему вы тут сидите?

– По воле избирателей, – строго произнес Али Саргонович.

– Конечно, конечно… Но я имел в виду конкретное место, вот это! – ФБР хлопнул по подлокотнику и улыбнулся. – Тут сидят большей частью независимые, члены нашего думского комитета, к которому вы можете присоединиться. Предлагаю официально, от имени председателя.

– Соглашайтесь, – сказал КВН, в свой черед подмигивая Бабаеву. – Раз в Думу прошли, надо вам обкомитетиться! В хорошую компанию попадете. У нас… хмм… очень дружное сообщество. Никаких политических разногласий.

– Я вот сразу вижу, что вы – наш человек, – поддержал ФБР. – Есть кое-какие процессуальные тонкости, но мы их преодолеем. Совместными усилиями, разумеется.

– Что за комитет? – спросил Бабаев.

– Национальной символики. Флаг, герб и гимн у державы уже имеются, так что теперь мы занимаемся субъектами федерации. Тонкая проблема, деликатная! Казани, например, мы зеленый цвет запретили.

– А почему?

– Чтобы не поощрять исламистских настроений. Не положено! пояснил КВН и, к изумлению Али Саргоновича, пропел сочным баритоном: – Ах ты, Коля-Николай, сиди дома, не гуляй!

Затем оба соседа принялись энергично вербовать Бабаева, пока не добились согласия. В конце концов, должен ведь он состоять в каком-то комитете! – подумал Али Саргонович. Лучше, в целях конспирации, чтобы комитет был не очень заметным, не связанным с обороной, экономикой или щекотливыми нацвопросами. Решив так, он начал расспрашивать новоявленных коллег, кто где сидит, и делать заметки на полях спикерского доклада.