Александр Николаев - Красная рука

Как только цветок полностью раскрылся, женщина необычайно легко, почти не наклоняясь вперед, встала. Она вытянула вверх руки, и немножко скрестив ноги, поднялась на носочки. Взору Абрахамсона открылась восхитительная женская фигура, словно, выточенная из мрамора резцом великого мастера, статуя. Чарльз даже поежился в постели от удовольствия.

Женщина стала плавно поворачиваться, словно она стояла на вращающемся диске. Абрахамсон с восхищением любовался стремительным переходом талии в бедра. Эта деталь женской фигуры у него всегда вызывала особое восхищение. Наконец, поворот полностью закончился, и женщина предстала перед Абрахамсоном во всей своей красе. Крепкие груди, похожие на широкие опрокинутые чаши, узкая талия, широкие бедра. Так она и стояла с высоко поднятыми руками, у Абрахамсона от восхищения даже захватило дух. Смешанные чувства захватили его. С одной стороны, Чарльз видел перед собой, пожалуй, самую совершенную женскую фигуру, когда-либо виданную им, с другой стороны, ему казалось, что что-то подобное он уже видел. Но где?

Женщина плавными шагами вышла на середину спальни. Она встала, широко разведя руки в стороны, и на какое-то время застыла неподвижно. Вдруг зазвучала тихая музыка. Звуки напоминали звучание индийского струнного инструмента ситара. Звучание ситара, благодаря наличию дополнительных резонирующих струн на инструменте, порождало в комнате эффект обратной вибрации. Поэтому, не смотря на низкую громкость звуков, Абрахамсону казалось, что звучало все окружающее его пространство. Удивительный тембр звуков ситара великолепным образом гармонировал с плавными движениями женщины и освещением комнаты.

Под эти звуки женщина начала свой восхитительный танец. Танец представлял собой плавные изгибы всего тела, одна волна движений сменялась другой. Она начиналась с подъема брови, вслед за этим в ту же сторону двигалась вся голова. Это движение плавно переходило на руку. Волна последовательно охватывала плечо, предплечье и пальцы рук. Затем волнообразно изгибались туловище и ноги. Еще не успевала волна движений правой части тела закончиться, как подъемом противоположной брови начиналось движение в другую сторону.

Абрахамсон как зачарованный смотрел на этот таинственный танец. Он был просто потрясен видом самой женщины и пластикой ее движений. В этих движениях чувствовалась удивительная двойственность: они были одновременно нежные и хищные. Нежность — от плавности движений и невероятной гибкости тела, хищное впечатление складывалось от поразительной легкости и уверенности движений, свойственных, пожалуй, только пантерам. Призывные движения таза еще больше усиливали это впечатление. Любуясь пластикой тела, Абрахамсон перевел взгляд на лицо женщины, и сразу же, словно молния, мелькнула догадка. От этой догадки у него вдоль спины волной пробежался холодок. Женщина удивительным образом была похожа на Ирен О’Киф!

Ирен О’Киф — единственная настоящая любовь Абрахамсона. Он влюбился в нее, когда им обоим было по шестнадцать. Никогда больше в своей жизни Абрахамсон по-настоящему не любил. Высокая, стройная девушка покорила его с первого взгляда. Когда они случайно встречались на улице или в школе Чарльз просто терял дар речи, краснел и задыхался. Он готов был превратиться в ее раба, лишь бы Ирен уделяла ему немного внимания. Абрахамсон так и не набрался смелости сказать ей о своих чувствах. Хотя этого не требовалось, Ирен все прекрасно понимала. Она испытывала к Чарльзу и любовь, и жалость одновременно. Тогда все так ничем и кончилось.

Удивительная красота Ирен была предметом всеобщего восхищения. Ее родители, выходцы из Ирландии, опасались за судьбу Ирен, но удержать ее у домашнего очага не смогли. Ирен рано начала встречаться с мужчинами, а затем, сразу после окончания школы, уехала в поисках счастья в Лос-Анджелес, где ее быстро поглотила индустрия развлечений.

Абрахамсон тяжело переживал расставание с Ирен. Его опустошенная душа так больше никого и не полюбила. В дальнейшие годы, бывая с другими женщинами, Чарльз часто представлял, что он с ней, с Ирен О’Киф. И вот теперь она, его любимая Ирен, здесь, перед ним, в его спальне. Нет, такое может быть только во сне. Словно преодолевая тяжесть сна, Абрахамсон приподнялся на локтях, и прошептал:

— Ирен, неужели это ты?

Ирен перестала танцевать, и широко улыбнувшись, сказала:

— Чарльз, как я рада, что ты узнал меня.

Да, это был ее голос, никаких сомнений! Ирен подошла, присела на постель и склонилась над Абрахамсоном. Он сразу же почувствовал вес и тепло ее тела, хотя заметил, что постель не прогнулась под ней. Возможно, это удивило бы его в другой обстановке, но, чего только не увидишь во сне. Ирен прильнула к его лицу, и ласковым голосом стала быстро говорить:

— Если бы ты знал, как долго я тебя искала! Но теперь ты мой, и я только твоя!

— Как ты здесь появилась?

— Неважно.

Она стала покрывать горячими поцелуями лицо Абрахамсона, целуя губы, щеки, лоб. Он отчетливо чувствовал нежные и влажные губы Ирен, ее ладони у себя на груди, ноготки, впивающиеся в кожу. Ирен целовала его шею, грудь, опускаясь, все ниже и ниже. Затем она начала вытворять вообще нечто невероятное. Чарльз дышал настолько тяжело, что его дыхание было больше, похоже, больше на стон, а Ирен расходилась все больше. Неожиданно она остановилась, и, глядя с улыбкой прямо в глаза Абрахамсона, перекинула через Чарльза левую ногу, а затем единым порывом уселась на него. Абрахамсон в порыве страсти обхватил своими руками ее стан. Однако, к своему удивлению, ничего не почувствовал. И лишь спустя какое-то мгновение появилось ощущение упругости неистово двигавшегося таза Ирен.

Абрахамсон был на вершине счастья, он никогда не испытывал ничего подобного. Горячая и страстная волна чувств поглотила его полностью. Наконец все кончилось. Изможденная Ирен опустилась, и припала к его губам в долгом и страстном поцелуе. Таких прелестных губ Абрахамсон еще не знал. Некоторое время Ирен лежала неподвижно, тяжело дыша.

«Вот это да! Ирен просто дьявольски хороша, — размышлял разгоряченный Абрахамсон, лежа на спине, — я и не думал, что такое возможно. Но как она меня нашла? Эх, если бы это был не сон».

Отдышавшись, Ирен поднялась. Она встала и ласковым голосом сказала:

— Чарльз, пойдем со мной. Я хочу подарить тебе еще большее наслаждение!

— Да куда уже больше? — спросил изумленный Абрахамсон.

— Пойдем, доверься мне, — настаивала Ирен. Она стояла рядом с постелью, протянув руки. Абрахамсон поднялся и взял ее руку.

— Пойдем, пойдем, — повторяла Ирен, ведя Абрахамсона к открытому окну.

Они подошли к окну, и Ирен с необыкновенной легкостью поднялась на подоконник. Абрахамсон поднялся вслед за ней. Ирен сделала шаг вперед, и, зависнув в воздухе, повернулась к нему: