Никита Аверин - Охота на Нострадамуса

Дениел вздрогнул на мгновение перестав запихивать в лежащую на кровати сумку одежду, под которой был упакован бережно завернутый в полотенце планшетник.

— Нет у меня жены, — застегивая молнию, огрызнулся он. — Ни жены, ни семьи. Никого! Я сам по себе.

— И что? Пусть даже так, — не спорил Фарид. — Твоя жизнь только в твоих руках, и больше никого. Не позволяй ее отнимать у тебя.

— Это уже сделали.

— Ты боишься своего имени? Почему, — продолжал говорить араб, а Дениела не покидало неприятное чувство, что из него по кусочкам выбивают признание. — Им тебя наделил отец, когда тебя родила мать, дав жизнь и сделав человеком. Нас с детства уважают чтить родителей и память о них. Чтить семью. А вы вымираете, вот здесь, — Фарид ткнул Дениела пальцем в грудь. — И поэтому вы слабые. В нас с тобой нет ничего плохого. Изначально мы не враги, хоть и принадлежим к разным обществам. Мы никто, так, плоть и мясо, частички этого мира. Со своими тараканами, грехами и амбициями. И в тоже время, мы — часть гармонии. Но вашей стране это не нравится, когда кто-то не похож на нее. Вы на дух не переносите, когда не слушаются ваших надуманных и лживых принципов, которые вы так старательно пытаетесь навязать всему остальному миру, под маской могущества скрывая свою уязвимость. Вы не приемлите, когда кто-то не похож на вас. А сами гордитесь чем — вымышленной историей, построенной на лжи да парой ядерных пукалок, которые готовы наставить на любого, кто не дай бог щелкнет по носу. Как дети в песочнице. Погрязли в порнухе и фаст-фудах, забыв вкус настоящей еды, а потом плачетесь, что в стране восемьдесят процентов населения жертресты. Послушное неуклюжее стадо, которым легко управлять.

— Я этого не говорил, — сказал Дениел. — И я не люблю фаст-фуды.

— А это и не нужно. Это у тебя в крови, — покачал головой Фарид. — Все американцы поражены этой болезнью с рождения. Вы передаете это по генокоду родителей, вместе с молоком матери. Вы везде и во всем должны всегда находиться первыми. Школа, работа, война. Никсону переклинило крышу, и вы дали миру Вьетнам. Вам показалось мало нефти, и вы вошли в Ирак. А затем смело убеждая народ в своей правоте, штампуя патриотические киношки. Громкие фразы и смерть под хруст поп-корна! Ла-ла-ла! Вертолетики с силиконовыми героями летят в закат под глупую музычку. В задницу вранье! Вы сами пропагандируете массовое насилие, а потом удивляетесь, почему ребенок притащил в школу ствол и устроил кровавую баню. Я знаю, что такое смерть, голод и страх. Видел выгребные ямы доверху наполненные телами расстрелянных детей. Знаю на что способна вся эта шваль, гордо именующая себя солдатами и миротворцами. Но то, что задумал ты, это не просто чудовищно. Это предел.

— Так говорит Аллах? — искренне удивился Дениел. — Или ты меня осуждаешь?

— Аллах уже все сказал, — покачал головой Фарид. — Наш черед. Если все что ты рассказал правда, мы поможем тебе.

— Тогда зачем вы это делаете?

— У каждого своя дорога. У нас, и у тебя. Ты сам к нам пришел, — Фарид приблизился к Дениелу, застегнувшему сумку и внимательно посмотрел в глаза. — Принес предложение, и Сарбук решил переговорить с тобой. Только об этом. Остальное — наши дела, — он сверился с часами. — Нам пора, и так задержались. Бесплатный совет — только не вздумай врать Сарбуку. Он не я. Он страшнее. Так что, говори как есть. Если хочешь с нами работать и…

— Что? — смело отвечая на хищный взгляд, усмехнулся Дениел, закидывая на плечо сумку. — Жить? Ты это хотел сказать?

— Ты меня понял, — ответил Фарид, снова надевая на глаза очки.

— И что с того? Это моя война.

— Теперь и наша. Судьба теперь у всех общая. Готов? Тогда поехали.

— Да брось. Думаешь, мы напарники? Если бы не мои деньги, ты давным-давно не задумываясь, отрезал бы мне башку только за то, что я осмелился на вас выйти. Или что услышал только что.

— Деньги не делают тебя начальником, — заметил Фарид, открыв шкафчик над плитой и доставая пластиковую упаковку зубочисток. Вставив одну в зубы, он немного поколебался и засунул банку в карман спортивной куртки. — Это всего лишь средство.

— Мне это и не нужно. И кстати. Зови меня Дениел.

В кабину небольшого глазастого фургончика «фольксваген», припаркованного возле телефонной будки под кирпичным пилоном подвесной железной дороги, Фарид не пустил.

— Сарбук велел, — обойдя машину, в стародавние времена наверняка служившую пристанищем хиппи, и раскрыв задние двери, пояснил он. — Там внутри диван. Нормально устроишься.

— А по неприметнее ничего не нашел? — Дениел оглядел плохо окрашенный в вишневый цвет корпус, под которым кое-где можно было различить психоделические узоры и цветы с раскидистыми лепестками, украшенные призывающими к миру и любви лозунгами давно исчезнувшего потерянного поколения шестидесятых. — Прямо фургончик Тайн Скуби-Ду!

Фарид не ответил и молча ждал. С момента как араб покинул съемные апартаменты Дениела, его вообще словно подменили. Ни пустых разговоров, ни лишних движений — ничего.

— Боитесь, дорогу запомню? — усмехнулся Дениел, оглядев неуютный маленький салон с наглухо заваренными окнами и пристроенным под сидалище дырявым кожаным диваном без спинки. Неуютно пахнуло сыростью и разлитым пивом. Да и вообще черт знает, чем тут занимались бесшабашные хиппи, когда-то колесившие по стране подобно цыганам.

— Руки подними, — неожиданно скомандовал Фарид и удивленный Дениел подчинился, терпеливо замерев пока араб охлопывает его бока и карманы.

— Оружие?

— Микрофоны, — деловито отозвался Фарид.

— У меня ничего нет.

— Я посмотрю.

— Может сумку открыть? — не удержался от того чтобы не съязвить Дениел, но внутренне напрягся, вспомнив о лежащем на самом дне планшетнике.

— Ты при мне паковался, не надо, — махнул ладонью Фарид.

— Ну, тогда спасибо за массаж, — иронично поблагодарил Дениел, когда присевший на корточки араб закончил ощупывать его лодыжки и снова не сдержался. — Что сказать — сервис! А может еще и массаж ступни? Не стесняйся, я доплачу.

«Ну, все, сейчас как пить дать двинет», — Дениел напрягся, ожидая удара, осознав, что перегнул палку. Но поделать с собой ничего не мог. То ли сказывался недосып и нервное напряжение последних дней, то ли выводило из себя поведение араба, которому так и подмывало бросить в лицо какую-нибудь гадость за его пустое и напускное превосходство да бесцеремонный обыск. «Давай же, бей!», — Дениел продолжал ожидать нападения. Но Фарида как подменили, точнее слова обыскиваемый одиночка подобрать не мог.

— Что скажешь, шеф? Или так и будешь молчать?

— Мне не надо твоих денег, а ступней тем более, — задрав голову, араб неожиданно улыбнулся и у него во рту сверкнул золотой зуб.