Майк Резник - Слон Килиманджаро

— Приступаю…

— И, пожалуйста, поставь мне концерт Крониза. Вновь мой кабинет наполнила атональная музыка. Я держал чашку с кофе, а пальцы другой руки выбивали на ней мелодию концерта.

Покончив с кофе, я бросил чашку в дезинтегратор, принял молекулярный душ, переоделся и лег на кушетку.

— Я нашел свидетельство, в котором речь скорее всего идет о Слоне Килиманджаро, — внезапно объявил компьютер.

Я резко сел, от сонливости не осталось и следа.

— Выключи музыку.

— Исполнено.

— Чем обусловлена неопределенность твоего заключения? — спросил я.

— Свидетельств других очевидцев нет, так что сравнивать не с чем. Но я провел сравнение со всеми известными свидетельствами тех, кто встречался с очевидцами, и вероятность того, что в найденном мною материале речь идет о животном, которое вы называете Слоном Килиманджаро, составляет девяносто четыре и тридцать две сотых процента.

— Хорошо! — с жаром воскликнул я. — Расскажи, что ты раскопал.

— Исполняю…

Два месяца провел я, шагая по выжженной солнцем Рифтовой долине, пока наконец последнее из озер не осталось позади и не пришло время вновь подниматься на плато.

Я понюхал ветер, не один раз, многократно, ибо с годами пришла осторожность. С запада пришел запах травы, зеленеющей на равнине Лоита, и я знал, что там река Мара с холодной и чистой водой, но повернул я на юго-восток, потому что именно на равнине Лоита я впервые столкнулся с существом, способным вселить в меня страх, бледным человеком, умеющим убивать издалека, и больше я там не появлялся.

Я остановился, чтобы раздавить кожных паразитов, потеревшись боками о ствол акации, а оставшихся забросал пылью, набранной хоботом. Последний раз взглянул на великий разлом в теле Земли и проследовал древней тропой, проложенной по восточному обрыву. Птицы и обезьяны рассыпались в стороны при моем приближении, а когда я встретил львицу, идущую навстречу, она зарычала и шмыгнула в кусты.

Наконец я поднялся на равнину, где начался последний этап моего путешествия.

Старик Ван дер Камп оглядел бар, занимающий половину лачуги, которую он гордо называл торговый пост Мбого, и пересчитал белые лица: три, четыре, если считать и его, — гораздо больше, чем обычно.

Торговый пост он назвал в память о буйволе, который жестоко поранил ему ногу, прежде чем он сумел всадить пулю в глаз разъяренного зверя. Располагался пост на Песчаной реке, собирая как клиентов, так и термитов примерно в равной пропорции. В задней комнате старый бур хранил тюки с кожей и слоновой костью с указанием владельца и цены, дожидавшиеся того дня, когда пойдут дожди, обмелевшее русло заполнится водой и за товаром прибудет грузовое судно. В подвале, закопанные в землю, хранились двадцать бочек пива. Ван дер Камп не кормил клиентов, но мог приготовить принесенную ими еду.

На стене за стойкой бара белели черепа и рога (на таксидермистов денег у Ван дер Кампа не было) антилоп, лошадей, канн, газелей и буйвола, того самого, что дал название торговому посту.

Старик налил себе пива, присмотрелся к клиентам. У края стойки сидел англичанин Райc, в аккуратном, только что выглаженном костюме, с сильными, мозолистыми руками, очень бледный, словно тропическое солнце обесцветило его лицо. Как это странно, отметил Ван дер Камп. Обычно у человека, проводящего много времени под солнцем, кожа темнеет, а у англичанина она светлела.

Другой край стойки оккупировал Гюнтерманн, немец, лысый, усатый, синеглазый, в костюме, который когда-то был белым, а теперь напоминал цветом темно-серую африканскую почву. Даже под крышей он не снимал пробкового шлема, скрывающего его лысину. Пусть выглядел он нелепо, но дело свое знал: на складе лежали сорок два заготовленных им бивня.

За столиком у дальней стены сидел Слоун, первый встреченный Ван дер Кампом американец. Американцы редко появлялись в Африке, поскольку их государство не стремилось колонизировать Черный континент. Наряд американца не мог не вызвать улыбки: ковбойский стетсон и форма армии конфедератов, но он уже сделал себе имя среди охотников за слоновой костью, из чего старый бур пришел к логичному выводу: слоновая кость, и только она, объединяла этих трех совершенно непохожих друг на друга мужчин.

На улице, у колодца, толпились двадцать черных, проводники и носильщики трех белых. В бар их не пускали, но Ван дер Камп проследил, чтобы им налили пива и вонючей браги, какую варили кизи. Оплачивали все это, разумеется, белые. Ван дер Камп пересчитал черных: лумбва, кикуйю, девять вакамба, полдюжины нанди, ван-деборо, двое баганда. Слава Богу, ни одного масаи, — возможно, удастся обойтись без кровопролития. Каждые несколько минут он высовывался из окна, поглядывая на высокого, мускулистого лумбва, так, на всякий случай, но лумбва, сидевший чуть в стороне, словно и не подозревал о присутствии других африканцев.

— Я выпью еще. — Англичанин Райc осушил стакан, обвел взглядом бар. — Если кто-то желает присоединиться ко мне, угощаю.

Слоун, американец, поднял голову, кивнул, начал сворачивать сигарету.

— Я с удовольствием. — Немец достал носовой платок, вытер с лица пот. — Позвольте представиться: Эрхард Гюнтерманн из Мюнхена.

— Гюнтерманн, Гюнтерманн, — повторил англичанин, резко повернулся к немцу. — Не ваша ли фамилия упоминалась несколько лет тому назад в связи с торговлей рабами?

— Надеюсь, что нет. — Немец добродушно рассмеялся. — Я давно уже не имею к этому никакого отношения, — Он пожал плечами. — Да и денег эти рабы почти не приносили. — Он улыбнулся. — Опять же, сильная конкуренция со стороны англичан. — Он помолчал. — Слоновая кость приносит куда больший доход.

— Господа, за королеву. — Райc поднял стакан. Никто его не поддержал, а он словно этого и не заметил. — Так вы теперь охотник за слоновой костью?

Гюнтерманн покачал головой:

— Я торговец слоновой костью.

— Неужели? Немец кивнул.

— Я иду в Конго, в тропические леса, нахожу там племена, которые жаждут мяса, и продаю им антилопу, получая взамен слоновую кость. — Он опять вытер потное лицо платком и удовлетворенно добавил:

— Очень выгодно.

— Если они убивают слонов, почему они не могут охотиться на антилоп и добывать мясо? — спросил англичанин, убивая муху цеце, усевшуюся к нему на шею.

— Сами они слонов не убивают, — объяснил немец, — но знают, где найти их скелеты. А когда находят, забирают бивни. — Он помолчал, дожидаясь, пока в соседнем болоте не прекратит реветь гиппопотам. — В одной пигмейской деревне столько бивней, что они используют их вместо жердей в заборах, которыми окружают свои дворы. — Немец покачал головой. — Бедняги. Они понятия не имеют, сколько стоит слоновая кость.