Лада Лузина - Мой труп

- Янис, вы же позавчера играли не в «крокодила», а в «фанты»?

- Ну да… - Он засмеялся. - Мы все оборжались. Доброхотов не рассказывал? Ему выпал фант проползти по-пластунски по всем шкафам твоей «стенки» и вытереть пыль собой. Сашик выскакивал голым на балкон и кричал: «Неужели в городе нет мужчины, который жаждет моей любви?!»

- Андрей тоже играл?

- Он не хотел, упирался… Рита к нему прицепилась: «Давай, давай». Она любит помыкать им как жена.

- И Андрею выпал фант залезть в холодильник?

- Да. А что?

- Ничего, - сказала я, помолчав. - Он так и остался там. Он в моем холодильнике. Я только что открыла…

- Только что?

- Я пошла домой за серпантином… Ты ж знаешь, я редко открываю его.

- Да…

- Андрей мертв.

Я слышала, что Костя не может поверить. В это и невозможно было поверить. Он постучал ко мне. А потом…

Потом Рита сказала: «Давай, давай».

«Андрей не хотел, упирался…»

Кто убил его? Рита? Ради короткой иллюзии: я - жена.

Андрей пошел к холодильнику, открыл дверь и увидел мой тюбик. Быть может, он заглянул в него рефлекторно - он только что перерыл всю кухню. Заглянул и увидел пропажу, припрятанную Ариной среди моих таблеток. И все же он перепутал их… Он принял мое лекарство. Он был очень пьян. Он был пьян и принял его. Этого нельзя было делать! Это мертвый сон - беспробудный, из него трудно выбраться. Он так и не выбрался.

Кто убил его? Костя - пожертвовавший другу порцию иллюзорного счастья? Арина, из маленькой бабьей мести - занозистой иллюзии превосходства, спрятавшая ее от него? Оля - напоившая его, надеясь, что спьяну Андрей отдаст ей ее иллюзорную «настоящую» жизнь. Я - хранившая в холодильнике лекарство, которое продают лишь по рецептам, - из глупой привычки кончать с собой? Из обезумевшей веры в Смерть… Или Доброхотов, ради иллюзии «Я же лучше!» завалившийся на колени к девице, в которую - он же верил в это! - влюблен его друг, и таким образом сорвавший объяснение.

Если б наш разговор состоялся, Андрей был бы ночью со мной…

«Он был бы жив, если б остался с тобой!» - сказал Женя.

А может, его убил Женя - лучший друг Женя, отмахнувшийся от Костиного беспокойства («Остынь, поверь мне, он там») так же, как отмахивался от беспокойства Андрея обо мне, от меня и от самого Андрея, предпочитая ему иллюзию о друге?

«Если бы я спохватился раньше…»

Андрея еще можно было спасти!

Или его убил Сашик, закричавший: «Если еще раз вспомнишь о ней, я уйду»? Лишь потому, что после перемирия Костя всегда был «таким, как раньше», и Саша не хотел отдавать краткий миг иллюзорный любви - ни мне, ни Андрею…

Андрей был пьян. Он принял лекарство и залез в холодильник. И заснул навсегда.

Глупая смерть. Невыносимо глупая смерть. Нестерпимо глупая. Страшно. Ужасно. Ужасней ее только наша жизнь. Жизнь, которая убила его. Его убила наша легкость, воздушность, блядскость. Наша мертвенность. Наша маленькая сплоченная самовлюбленная компания живых мертвецов.

Андрей сам назвал имя убийцы:

«Вы все убьете и не заметите…»

Мы все убили его. Все! Невиновна лишь Инна. Она просто ушла, не пожелав иметь с нами дела.

Я знала, что сейчас перейду дорогу, приду домой и вызову милицию. Знала, что тему экстази можно опустить, достаточно фразы «он был очень пьян». Мало ли пьяниц засыпают на морозе навечно? И еще я знала, что Бог - не мертв и не простит нас. Это было бы чересчур удобно, воспользовавшись его смертью на кресте, наделить его подходящими к случаю качествами. Сказать, что он любит нас любыми, он все понимает… Поймет и нас. И поверить в это.

Но я воспитывалась в театральном, где давали развернутые ответы на все «Кто виноват?» и «Что делать?», где все ошибки, проступки и даже случайная смерть были логичны. Все пьесы писались о чем-то… И я точно знала, о чем наша жизнь.

Умереть! Умереть… Желание скрутило, как приступ. Я слишком привыкла к смерти, чтоб мне не захотелось сбежать от ответственности. Спрятаться в подмышку «настоящего друга» - от невыносимости этой вины.

Но не могла. Андрей был слишком большой жертвой, слишком большой. И если по невнятному решению свыше меня решили спасти ценой его смерти, я утратила право разменивать свой, столь дорого оплаченный срок на бездарные самоубийства, бездарное веселье, бездарную работу, бездарные иллюзии… Я не знала, стою ли я такой жертвы. Мне казалось, что не стою. Не отплачу за нее. Буду платить каждый день и не смогу вернуть долг. И мне хотелось сбежать от неоплатности этой расплаты.

Точно так же мне часто хотелось уйти с середины спектакля. Но я не уходила. Игнатий заставлял нас смотреть до конца. Иначе не понять смысл пьесы.

Почему он не сказал мне, что невозможно понять свою жизнь, если не досмотришь ее до конца?

В спектакле Романа Виктюка по пьесе Э. Олби «Лолита» Сергей Маковецкий исполнял роль Куилти.

«Господин Оформитель» - фильм О. Тепцова.

Memento mori - Помни о смерти (лат.).

«Как меня принимали студенты в Харькове» - перефразированная цитата из пьесы А.Чехова «Чайка».

В. Немирович-Данченко - режиссер, драматург. Вместе с К. С. Станиславским основал Московский художественный академический театр (МХАТ).

Ануй Жан (1910 - 1987), один из лучших французских драматургов XX столетья - отцов интеллектуальной драмы. Ануй делил свои пьесы на «черные» и «розовые» - беззаботные, ироничные комедии с демонстративно неправдоподобным счастливым концом.

«Лолита» - пьеса Э. Олби по одноименному роману В. Набокова. Главный персонаж - педофил Гумберт Гумберт сожительствует с девочкой-школьницей.

«Саломея» - пьеса О. Уайльда по библейскому сюжету. Главный персонаж - иудейская принцесса Саломея - просит в награду за танец отрезанную голову Иоканаана (пророка Иоанна Крестителя).

Маркиз де Сад - писатель, ставший «крестным отцом» садизма. Большинство его романов и пьес являются «философствующей порнографией».

Костя Треплев - персонаж пьесы А. Чехова «Чайка».

Царь Эдип - главный персонаж одноименной трагедии Софокла. Воспитывавшийся у чужих людей, Эдип не знает имен настоящих родителей, и вследствие «фатальной ошибки» убивает родного отца и женится на своей матери.

Янус - персонаж римской мифологии, бог с двумя лицами.

Цитата из комедии Жана Ануя «Приглашение в замок».

Гамартия - театральный термин, происходит от греческого слова «ошибка». В греческой трагедии герой обычно попадает в беду не из-за совершенных им злодеяний, а из-за «фатальной ошибки».