Игорь Вардунас - Противостояние

– Какие выводы? – вскинул брови Карл. – Уж не хочешь ли ты сказать, что принимаешь в расчет болтовню косого?

– Ну что вы, отец Карл, конечно нет. Всю эту чушь, про то, что Бернар привез свой товар с родины, Густав придумал по дороге к церкви. Я думаю, что пришлый приехал, осмотрелся и занялся тем делом, что может принести хороший доход. Ведь майнцские зеленщики завышают цены едва не втрое, так что тот, кто хоть немного опустит цену, даже не в базарный день распродаст свой товар еще до того, как солнце поднимется над землей… Так что для Густава и прочих нерадивых торгашей он просто бревно в глазу.

– В этом я с тобой согласен. Но все же, какие выводы ты еще сделал? Думаешь, что Бернар – еретик?

Снова эта улыбочка в ответ! Ох, Зигмунд, не заиграйся…

– В самом начале я сказал, что такой ответ я дал бы Ансельму. И вывод для его ушей сделал бы именно такой: «Добропорядочный католик вычислил опасного еретика, бежавшего к нам из Лангедока, дабы укрыться от карающей десницы Господней и насаждать ересь и смуту в сердца добропорядочных жителей Майнца!»

– А что бы ты сказал мне? – Молодой священник уже порядком утомился дышать спертым воздухом секретной комнаты и хотел как можно скорее покончить с затянувшейся умственной игрой.

– А вам, отец Карл, я скажу чистую правду. Бернар Жертье – младший сын небогатого рыцаря, по каким-то причинам вынужденный покинуть родные места и изображать из себя добропорядочного бюргера. А учитывая то, что такими причинами, скорее всего, является преследование еретиков в его родном Лангедоке, то…

Задушевную беседу неожиданно прервал громоподобный крик, донесшийся с улицы:

– Отец Карл!!! Вы здесь?! Посыльный от его высокопреосвященства архиепископа Майнцского!

– Ладно, – сказал священник, уже подходя к двери. – Запиши о доносе зеленщика, но без выводов и подробностей. Нам положено докладывать, вот мы и доложим. А там уже пусть доминиканцы соображают. У них капюшоны высокие, такие же как полномочия по искоренению ересей. Вот пусть и думают, и решают.

Зигмунд поелозил пером по смытому пергаменту, быстрым и ловким движением присыпал чернила песком и подал свиток. Карл махнул рукой на прощание и согнулся в три погибели, чтобы протиснуться в узкую дверь. Секретарь записывал все точно, не позволяя никакой отсебятины, проверять его не было необходимости.

Весеннее солнце ослепительно било в глаза, и Карл, прикрывшись рукой, сразу же отодвинулся во внушительную тень, отбрасываемую всадником.

– Такое вот дело, герр Карл, – важно произнес курьер, – вас желает видеть архиепископ!

Пожелание архиепископа Майнцского Зигфрида фон Алленштайна, примаса королевства Германия, имперского архиканцлера, первого Великого курфюрста Священной Римской империи, а также и президента коллегии императорских выборщиков для меня, рядового приходского священника, это даже не приказ. Это воля, подобная урагану, которую нужно исполнять столь стремительно, как это позволяют ноги мула и состояние дорог благословенного Майнца. Благо до замка, в коем изволит пребывать архиепископ Зигфрид, каких-то два или три часа пути…

Резиденция архиепископа располагалась в отлично укрепленном замке, выстроенном на вершине поросшего лесом холма, куда вела длинная, закрученная серпантином дорога. Примерно на середине склона мул откровенно устал и сбавил шаг. Чтобы понапрасну не мучить животное, Карл выбрался из седла и зашагал, схватившись за луку и размышляя, зачем он, собственно, так срочно понадобился дядюшке Зигфриду.

Грозный архиепископ Майнцский, фактический правитель Германии и полновластный наместник пребывающего на Сицилии императора Фридриха, собственно родным дядей Карлу не был. Он являлся мужем тети Агаты. Точнее – бывшим мужем, потому что тетушка уже двенадцатый год как покоится в фамильном алленштайновском склепе на недоступном для простых смертных кладбище кафедрального собора…

Зигфрид фон Алленштайн, рыцарь и крестоносец, был воинским наставником императора Генриха, умершего от лихорадки вскоре после того, как дядюшка стал вдовцом. На смертном одре в сицилийской Мессине Генрих поручил своему наставнику управлять Германией до тех пор, пока его малолетний сын Фридрих не достигнет совершеннолетия и не сможет самостоятельно руководить обширной империей. Для этого Зигфрида немедля рукоположили в священнический сан (благо его вдовство снимало всяческие препятствия) и тут же особым распоряжением тогдашнего мягкого и покладистого папы, с полного одобрения имперского рейхстага, возвели в архиепископы Майнцские с одновременным получением и прочих титулов.

В исполнении завещания покойного императора дядюшка преуспел – он оказался воистину выдающимся политиком. Однако в душе он по-прежнему, невзирая на прожитые пятьдесят с лишним лет, оставался все тем же рыцарем-крестоносцем, который некогда отвоевывал Гроб Господень. Вот и сейчас он предавался отнюдь не государственным или церковным делам, а обучал своих рыцарей каким-то хитрым боевым приемам.

Через арку распахнутых настежь ворот было видно, что на заросшей травой площадке между внешней стеной и нереально высокой, устремляющейся к небу всеми своими восемью ярусами башне донжона рубятся на мечах конные латники.

При появлении Карла один из рыцарей, внешне ничем не отличимый от остальных, кроме большого роста и под стать всаднику огромного вороного коня, властно махнул рукой и вложил в ножны полуторный меч. Учебная схватка немедленно прекратилась, и десяток рыцарей, развернув коней, поскакали в сторону коновязи, где их ожидали слуги и оруженосцы. Высокий рыцарь направил коня прямо на Карла, едва ли не до смерти напугав несчастного мула, и остановился в двух шагах от священника. С легкостью, внушающей трепет, с учетом того, что на всаднике было надето никак не меньше двадцати фунтов железа, рыцарь спрыгнул на землю и без сторонней помощи снял с головы топхельм размерами с колодезное ведро.

Архиепископ Зигфрид – двухсаженный германец с белыми волосами до плеч и сапфирово-пронзительными глазами – не глядя бросил повод мигом подскочившему конюху и позволил оруженосцам избавить себя от перевязи с мечом, панциря и наплечников. С кряхтением (годы все же берут свое) фон Алленштайн стянул кольчугу и остался в плотной холщовой рубахе с большими пятнами пота. Слуга подал архиепископу ярко-красный кушак и накинул на плечи расшитое золотом сюрко, после чего грозный родственник наконец удостоил вниманием скромного посетителя.

– Быстро же ты добрался, Карл! – сказал он, придирчиво, от макушки до пят, оглядывая молодого священника. – Я тебя раньше ужина и не ждал.