Юлия Черных - Выставка домашних животных

…возле дальнего ангара стоит скорая помощь, в нее грузят носилки…

…к конюшням спешит процессия из двух приставов и толстого полицейского с направленной антенной…

…в ложе нешуточная суматоха, ученый мирдонец бежит по трибунам, за ним гонится свита во главе с Бошем Токкабуром.

Мирдонец вскакивает в авиетку, стартует с арены и с криком с криком «Улуг Яширин!» летит ко мне.

О как. Гости. Смешно!

Смех рождается где-то внутри живота. Я хохочу в три глотки, и со смехом из меня вырываются клубы пламени.

Авиетка, крутясь, падает на землю. На трибунах дружно ахают.

Мелкие. Глупые существа. Неужели, я их боялся? Впрочем, не помню.

Чувство свободы охватывает меня. Ветер свистит в ушах, холодит кожистые складки, залетает в ноздри. Ничто в мире больше не существует, кроме неба, кроме счастья полета и высоты.

Я распахиваю крылья во всю ширь, кидаю последний взгляд на удаляющиеся огни и устремляюсь вверх, в ликующую высь!

— …Федор Васильевич! Федор Васильевич, вы меня слышите?

Я открыл глаза. Надо мной белый потолок и профессионально встревоженное лицо медсестры.

— Где я? Что со мной?

— Не волнуйтесь, Вы в клинике экстремальной медицины. Вам сделалось плохо на фестивале животных. Все хорошо Вы пришли в себя, больше не бредите.

— Где Диззи? — спросил я, поднимаясь на локте и оглядывая палату.

— Кто?

— Диззи, ящерица, она была со мной.

— А, гигантская игуана? Ее вернули хозяину, — медсестра улыбнулась. — Лежите, лежите. Доктор скоро будет.

Доктор пришел вместе со следователем в халате, накинутом на плечи.

— Постарайтесь кратенько, — сказал доктор, щупая мне пульс. — Больной только вышел из приступа.

Следователь разложил бумаги на тумбочки, открыл блокнот и что-то записал.

— Что со мной было? — спросил я.

— Будучи юрист, диагноз поставить некомпетентен.

— А что с Мариной?

— Гражданка Окольцева впала в летаргическое состояние.

— Она не умерла? — осторожно спросил я.

— Окольцева злоупотребляла наркотическими средствами. Передозировка снотворного мака в сочетании с эфирными маслами листьев дали стойкий летаргический эффект.

Я откинулся на подушке. Следователь перелистнул блокнот.

— Федор Васильевич, расскажите, что вы делали 13 января, в субботу, с десяти утра до пяти вечера.

Я рассказал. Про жирафа, Марину, про украденный ошейник, мирдонца в листьях, заказ Боша Токкабура и заточение в ангаре, про приставов и Илью Давыдовича. Следователь кивал и записывал. Когда я дошел до сцены в ложе, он сказал:

— Благодарю, достаточно. Ваши показания неоценимы для свершения правосудия.

— Спасибо. Что же произошло?

Следователь закрыл блокнот и заговорил человеческим языком.

— Вы попали на шайку мошенников. Марина и этот Вадим охотились за амулетом, чтобы продать мирдонцу за большие деньги. Марина — опытная авантюристка, она окрутила хранителя спецфонда, большого любителя жирафов и симпатичных девушек, выпросила ошейник и должна была передать с Вадимом. Но тот в последний момент узнал, что сделка идет не от Боша Токкабура и струсил. Марина пыталась ему дозвониться, а когда не получилось, психанула и ушла в наркотический сон. Вас фактически подставили.

— Откусил от чужого дуриана, — вспомнил я.

— Что? Ладно, не буду утомлять. Лечитесь, выздоравливайте. — Следователь похлопал меня по ноге, собрал бумаги и направился к двери.

— Э-э-э… Послушайте! — Черт, не знаю его имени. Следователь обернулся. — Что такое «код ФЦП девять»?

— Федеральная целевая программа защиты реликтовых животных. Но Вас это не касается.

Из больницы я выписался довольно скоро. Экстремальная медицина отчаянно боролась за мое психическое равновесие, но так и не смогла его поколебать. Доктора настойчиво уверяли, что у меня были галлюцинации — хотя я ни о чем таком не рассказывал, так что я окончательно убедился: все было на самом деле. Я на самом деле превращался в дракона, на самом деле летал и плевался пламенем.

Я понимаю врачей. Одна мысль, что ты родился на свет не как все люди, а вылупился из яйца, достаточный повод для психической травмы. Но не это меня смущало. Я был животным, бессмысленным, неразумным. Мозговое вещество, разделенное на три головы, не способно проводить осознанные мысли. Ощущение угасающего разума, смешанное с восторгом полета, осталось в моей памяти навсегда. Не дай бог испытать такое еще раз.

Представляю, как были поражены экологи, спасшие меня — не знаю от чего, когда из тупого зверя получили полноценного дееспособного человека.

У меня хватило самоиронии, чтобы справится с этим самостоятельно. Плохо стало только однажды, когда я разглядел отпечатки пальцев на стакане с кефиром. Папиллярные линии выглядели как ровные вложенные треугольники с закругленными вершинами.

Медсестра замела осколки и ничего не сказала.

Обыденная жизнь втянула меня как коктейль в трубочку. У нас в бухгалтерии прошла ревизия, потом проверка Счетной палаты, потом сменили номенклатурные коды — только успевай вертеться. В финансовый отдел пришла новая экономистка с круглым лицом и черными смеющимися глазами. Мы питаем взаимную симпатию, и даже более, но ей еще ни разу не удалось затащить меня в ювелирный магазин!

По выходным я пристрастился к чтению научно-популярной литературы, главным образом о реликтовых животных иноземного происхождения.

Я забыл все, осталось только имя: Диззи. И еще мне снятся сны. Сны про то, как я летаю. Ветер свистит в крыльях, облака нанизываются на хвост. Передо мной огромная чаша неба, с трех сторон я вижу звезды.

Я лечу вверх.

Я падаю. Падаю в небо.